Меню
Последние новости России и Мира » Новости » Аудио » Родовая память: Очищение

Родовая память: Очищение

  • 3 ноября 2013
  • 10943
  • 6
  • Vedrus
  • Функционал

 

Родовая память: Очищение

 

 

Скачать по прямой ссылке

 

У этого рассказа есть небольшая предыстория. Однажды решилась из любопытства пойти накануне Пасхи в церковь вместе с группой знакомых. Не знали, что двери вечером закрывают до самого утра. Так и вышло, что осталась на всю ночь внутри церкви. Много людей, благовония, служба... Все это было под утро уже как в тумане. А утром мы высыпали все на улицу и вдруг ударили колокола. Не запись. Настоящие. Старинные. И тут со мной что-то произошло. Думала - умру прямо там. Внутри что-то билось и рвалось наружу, перед глазами - стена огня и ужас, и гнев, и ярость...все вместе. Растерялась тогда. Чего угодно ожидала, но не этого. Шла-то просто посмотреть на службу, а...

Уже после, спустя какое-то время, стали в полуснах/полуявях проявляться кусочки этого рассказа. Как слайды, но не по порядку, а то один, то другой... Не могла понять - что это. Потихонечку выставляла их в одну историю. А потом просто записала. Как умела, так и записала.
Вот так и появился на свет этот рассказ.


***


Она лежала возле самой стены, в углу, на ворохе прелой соломы и то ли спала, то ли грезила-вспоминала ...

Солнечное утро, весь дом уже полон шорохов и веселой беготни, негромких возгласов и радостных повизгиваний: братья спозаранку занимаются кто чем - кто лошадям корм задает, отцу помогает, кто с щенком играет - ласково теребит его за уши и шутя пытается отобрать у того сладкую косточку. Каждому есть чем заняться, каждому есть место и дело. Слышно позвякивание - то старшие сестры на кухне орудуют, сытно пахнуло запаренными отрубями и дразняще-аппетитно - вареными овощами...

Так и есть! Опять проспала! Сколько раз хотелось встать до того как все проснутся... Пройтись по тихому, сонному еще дому и сделать что-то такое, отчего мама похвалит, а отец сдержанно улыбнется. Её, последыша, баловали больше всех - не давали даже брюкву чистить! Мол - успеется еще, вона сколько работников в доме! Трое братьев и две сестры - есть кому делами заняться, они и постарше и порасторопнее будут, а младшенькой - в куклы играть...

Сколько раз ей казалось, что она сама словно кукла - старшие сестры любили её и причесать и одеть на особицу, а отец с ярмарки без красивого платочка или новых сапожек еще ни разу не возвращался. Да только милее ей было босой по лугам бегать, по деревьям лазать, в речке барахтаться, а в красивых одежках да тщательно причесанной ой как несподручно этим заниматься! Оттого тихонько натягивала она старенький, латаный сарафан, далеко не самый чистый и красивый, тихонько выскальзывала из окна...

Там открывался мир, полный неожиданных открытий... Солнечные лучи просвечивали сквозь листья бурьяна, словно играя, по травинке полз толстый
жук, которого можно было взять в руки, а он притворялся мертвым, бабочки лениво перепархивали с цветка на цветок, не торопясь, кружились стрекозы. У неё была одна знакомая большая стрекоза - днем, когда все, разморенные жарой, обычно отдыхали, стрекоза охотилась. Всегда на одном и том же месте - с засохшей веточки куста. Сама как ветка, серая, тонкая и очень крупная, стрекоза, если к ней подойти тихонько, не взлетала, а позволяла полюбоваться своими удивительными глазами и разноцветными крылышками, переливающимися на солнце. Девочке казалось всегда, что стрекоза узнает её. Часто можно было видеть, как та стремительно взлетала и, поймав мушку, садилась на ту же веточку пообедать, держа добычу передними лапками, а иногда возвращалась ни с чем. В ручье уйма мальков грелась стайками на мелководье, а если свеситься над омутом (там как раз старая ива так удобно протянула свои ветки!) то можно видеть, как в глубине величественно проплывают чьи-то тени, огромные и непонятные, немного страшноватые, но такие загадочные...


Она вздрогнула - звякнули ключи, гулко отозвалась на пинок тяжелая дверь, нехотя распахиваясь, пропуская неряшливо одетого мужика, в руках у которого была еда - слегка уже зачерствевшие обломки темного хлеба в тряпице и глиняная кружка с водой. Обед, а вернее - и обед, и завтрак, и ужин прибыл. Молча поставив это всё почти у самой двери, мужик, зыркая глазами в её сторону и стараясь не поворачиваться к ней спиной, вышел, захлопнув плотно дверь, не забыв дважды повернуть ключ в замке. Есть уже почти не хотелось - за несколько дней, что она тут провела, ей надоел и этот хлеб, и эта тепловатая, явно несвежая, вода. Но она была благодарна, что её, хоть она целыми днями ничего не делает, почему-то кормят...


Все закончилось неожиданно и поначалу непонятно...когда она пришла в себя, то ощутила, даже еще не открывая глаз, что находится не дома. Пахло терпко и незнакомо. Чуть сладковато тянуло духом сушеной малины, звуки были приглушенными и хоть и узнаваемы, но непривычны...

Собака брехала не высоким заливистым лаем, а густым, низким то ли клекотом, то ли кашлем, голос мужской звучал вроде бы не совсем чужой, а и не знакомый...но ласковый...что он там шепчет? Словно бусинка за бусинкой, словно ниточка за иголочкой, дымком обвивает, сон навевает... мою девочку оберегает...

Второй раз она проснулась ярким днем, сквозь щели прямо в глаза били солнечные лучи, приглашая выбежать вприпрыжку на улицу. Он было села, но голова закружилась и чьим-то крепким ласковым рукам пришлось поддержать её. Резко обернувшись, она увидела улыбающегося деда. Так вот в чьем доме она оказалась! Вот почему смутно знакомы были и запахи полыни, и ягод...

Дед... загадочный и чуть страшноватый (только не для неё! ей разрешалось и теребить его за бороду, и кататься верхом на шее)... Но когда шел по деревне дед, люди расступались молча, пряча в сторону глаза и опуская головы. А когда проходил - позади, словно шелест, оставался след от тихих разговоров и набожных шептаний, шорох от одежд, от рук, творящих крестное знамение... То непонятно ей было всегда - дед же никогда ни голоса ни на кого не повысил, ни скотинки ни одной не обидел, отчего же так боятся его люди? Что за трепет рождает он в их душах? И ведь знает она точно - приходят люди к нему, приходят! Когда наступает нужда. Видала не раз, как упрашивали его помочь в беде - то ли скотинка заболела, то ли внук чей-то ногу распорол - все бегут к деду, и никому не было отказу, хоть в этой деревне, хоть в соседней. Хотя, нет - было однажды.

Как раз гостили они у деда той осенью...Пришла ночью молодуха, что-то жарко шептала деду на ухо, умоляла и каялась, просила и клялася, но камнем стоял дед, спокойно глядя куда-то сквозь неё, и под этим невидящим взглядом сбивалась женская скороговорка на невнятное бормотание, сбивалась, да и умолкла. Тихо, понурив голову, шла обратно тенью молодая баба, так и не добившись чего-то своего, затаенного, только деду и высказанного...


Очнувшись у деда в хате она поначалу растерялась - в гости к нему ходили редко, долго согласовывая и договариваясь, когда и сколько их будет. Но после даже обрадовалась - тут и лес близко, и дед никогда не запрещал ей заниматься тем чем ей хочется, одеваться как вздумается и бегать где заблагорассудится. Только удивило, что никого из родителей не было - одну её никогда к деду не отпускали. Лишь несколько недель спустя сердобольная полная баба, приходившая помочь деду по хозяйству, смахнув непрошенную слезу, назвала её сиротинушкой и пыталась прижать к толстому, колыхающемуся животу, прикрытому не очень опрятным передником. Она тогда вывернулась из этих непрошеных объятий, но слово резануло... Когда пришел дед, она прямо его спросила - где же все?

Тогда и узнала, что всех родных и почти всю их деревню покосила зараза заморская, единицы уцелели, а сама она пролежала много дней между жизнью и смертью, между беспамятством и явью... Дед её выхаживал и отвоевал у мора. И так он тихо про это рассказывал, что поняла она, что дед и сам не знает - к добру ли она жива осталась, что не знает он, он - такой сильный и всезнающий, как ростят маленьких девочек, что им говорят, чему учат... Она прижалась к нему зареванной щекой и попыталась объяснить что она уже большая и все-все умеет делать сама - и чашки мыть, и обед варить, и что ту бабу толстую больше не надо бы больше звать...

Так и стали жить. Привольно было ей, интересно! Много дед знал про повадки зверей, про то, какая трава от какой хвори, когда у птиц в гнездах птенчики вылупляются, когда лисята возле норы играть выходят. Что он там сказал той бабе ей так и осталось неведомо, но в хату она к ним больше не заходила.

Хозяйство вели как умели - сами веничком заметали, сами кашу в чугунке варили, по воду ходили. Все дед разрешал, ни в чем не неволил, никогда даже голоса не повышал, не то чтобы за хворостину взяться. Одно только было под запретом - дедова книга заветная, прятал он её от всех, читал редко, таясь ото всех... Но подглядела как-то, куда он её упрятывает, и когда дед ушел в очередной раз в лес - таки вытянула книгу из укромного уголка, с трудом, чуть не уронив, такую неожиданно тяжелую. Забралась на лавку с ногами и с упоением раскрыла...

Разочарованию не было предела - там оказались какие-то закорючки, в которых она не могла разобраться. А так ей мерещилось - что вот посмотрит она в эту книгу и сразу станет такой же мудрой, как дед! И как накликала - дед, словно почуяв, вернулся намного раньше, увидал и её, и раскрытую книгу. Глаза его потемнели. Ей стало страшно так, как никогда в жизни.

"Никогда, никогда не бери эту книгу в руки! Не смей на неё даже смотреть!" словно отпечаталось в её голове ... Поняла она, какую ценность для деда представляет эта книга, что тайна окутывает эту скучную и непонятную для неё вещь, тайна, из-за которой дед так разбушевался. Она даже не помнит, что именно её напугало больше, его вид или его голос... все вместе наверно, но такого ужаса она не испытывала еще ни разу. Забрав у неё книгу, бережно закрыв, погладив и что-то ласково и успокоительно тихонько говоря, дед выгнал девочку из хаты, чтобы уж точно не подглядела, куда на этот раз он упрячет книгу. А она, задав стрекача, умчалась на берег реки, к самой излучине, и долго бродила по берегу, по щиколотку в воде, размазывая грязными кулачками слезы по щекам. Потом сполоснула личико и так, опухшая, побрела домой.

Урок этот она запомнила надолго, книгу больше не искала, да и не оправдала та книга её маленьких надежд - разочаровала... к чему её искать, если все равно ничего не понятно?...


Догрызая корочку хлеба, стряхнула крошки с подола. Доедать все не стала, расстелила тряпицу, остатки выложила невесть кому – гости сюда не хаживали, но вспомнилось, как однажды захотелось ей поскребушками кашными из большого чугунка полакомиться – да мать заметила, отобрала. Когда девочка спросила – кому бережет, почему доскрести нельзя? вона сколько еще на дне, да на стенках налипло каши! шикнула на неё мать, испуганно оглянулась – не слышал ли кто…

Непонятно было это, но стала примечать – то щей несколько ложек, то каши – но обязательно оставит мать на дне посудины, потихоньку выставив в укромное местечко на какое-то время, а потом так же тихонько, незаметно, приберет, искоса поглядывая на новенькие иконки в углах… Смекнула, что расспрашивать про то у матери и кого другого лучше не надо – взрослые тайны детей не касаются.


Сегодняшний день был особенно промозглым и сырым…Сколько она тут сидит – не помнит, дни слились со днями, похожие один на другой. Помнит, как привели её сюда, оторвав от деда. Не пошла бы, да дед велел слушаться этих странных, одетых во все серое, людей. Поймали их синим, ясным вечером, деду связали руки, а её так перебросили через седло, привезли в город.

В другой раз порадовалась бы она – не была ведь ни разу, только отец привозил с городской ярмарки подарки ей, сестрам да матери, но сейчас видела лишь мостовую, вымощенную булыжниками. Одни камни были покрупнее, другие помельче, но уложены тщательно – один в один, так что зазоры между ними были как щелочки.

Поймать их не могли долго, дед умел хорониться… Но и те кто их искал, умел отыскивать… Не смог их укрыть ни лес, ни, тем более, река, а о том, чтобы в чужой избе переночевать и речи быть не могло – дед сторонился людей, и даже между собой они почти не разговаривали. Но когда ясно стало, что настигают их, ушли в последний схрон – в места запретные, куда простым людям в обычное время дорога заказана. Она вначале и не поняла, куда это дед её привел – подвел к странному холму, к маленькому входу и велел помочь отодвинуть тяжеленную дверь…

Внутри было прохладно и на удивление сухо. Она заметила несколько закрытых горшков в углу, кое-что из домашней утвари и, догадавшись, куда попала, было испугалась, но дед объяснил – не этих бояться надо, а тех – что рыщут, ищут их, а эти – они всегда беглецов укрыть рады, не чужие ведь – пращуры…

Так и прятались несколько дней, пока было зерно в горшках и вода, а когда подошли к концу эти запасы – перебралися в другую, та и побольше была, и еды вдоволь…

Тут бы им и отсидеться, но через какое-то время к ним пожаловали рассерженные гости – змеи. Их она не боялась и удивилась, увидев в полутьме, как вдруг бессильно осел дед, прикрыв ладонями лицо.
«Деда, да ты что? Ты же с любой змеёй договориться можешь! Ты же …» Отвел руки от лица, промолвил глухо:
«Со змеями – да, могу… Только приползла она не своей волей, спугнули её с привычного места, а это значит – обшаривают тут всё кругом, знают где нас искать…»

Когда нашли их схрон, спрятаться, уйти было некуда – как мыши в мышеловке были тут, в последнем пристанище…Не спасли, не защитили их ни пращуры, ни тяжелые заслоны…


Вот и сидит она в этой мрачной, холодной каменной кладки каморке, с того памятного дня, как разлучили их с дедом. Так, вспоминая, она и придремала. Сон ей приснился. Идут они с дедом по залитому солнцем лугу, в его руке крепко зажата её рука, а из лесу выходят степенно мать с отцом, братья и сестренки бегут, хохоча от радости, навстречу, кувыркаясь и падая, крича что-то звонкое, но отчего-то неразборчивое…

Разбудил её лязг открываемой двери. Странным это было. В маленьком оконце, под самым потолком, еще только серело, а еду приносили днем, в другое время не тревожили. Не давешний неопрятный мужик, кто-то другой – суровый и незнакомый, знаком показал ей, что она может выходить. Робея, протиснулась мимо него в двери. Там уже ждал второй – худой, высокий, в серой длинной одежде, яростно сверля её взглядом, повел по коридорам, как она поняла – к выходу. Обрадовалась, засветилась надеждой… А еще больше когда увидела, что у выхода стоит дед – видно, её поджидает. Бросилась к нему, прижалась, не поняла, почему судорогой прошла по его лицу мучительная улыбка и отчего-то упрятал руки за спину. И одежда была на нем диковинная – тулуп наизнанку вывернутый с большим желтым крестом на спине.

Сказала: «Деда! Вона люди–то как тебя уважили! Знают – холодно, на дворе, тулуп тебе дали! Меня тут каждый день кормили! А тебя-то кормили? Деда! Ты чего не отвечаешь? А тебе, тебе тоже каждый день хлеба приносили? А гулять тебе разрешали?»

Так, щебеча, пусть и не получая ответа, шла она рядом с ним, не забывая крутить головой во все стороны. Молчаливые, мрачные люди шли вереницей. На некоторых были такие же тулупы как у деда, некоторые ехали на ослах, но почему-то задом наперед… Непонятная, наводящая ужас процессия, шаркая, медленно продвигалась в одном направлении. Глянула вперед, - упирается улочка в площадь. Виднелись смутно люди – много людей! Так много она еще ни разу не видала.

А на площади купами виднелся собранный в кучи хворост. Подумалось - видать, не ей одной холодно, решили сами погреться и их вывели из мерзлых камер. Опять обожгла нечаянная благодарность, что не забыли про них, что вот – и тулуп дали, и погреться сейчас будет где... Может – праздник у них?

Хотела у деда спросить, да осеклась, увидев его лицо. Не лицо – маска… Странная то была маска, отчего-то екнуло, сжалось сердечко, но тут же новые события отвлекли. Их стали разводить – каждого подвели к купе дров и хвороста, их с дедом – тоже. Непонятно было, почему их в центр кучи поставили. Прижалась к деду, примолкла, до последнего веря в то, что привели их сюда лишь погреться, перед тем как отпустить домой. Подошли люди, одетые в такие же серые одежды, что и её бывший провожатый, окружили кольцом, запели что-то странное, непонятное… И вдруг им под ноги начали кидать книги… Ей показалось, она даже узнала одну – точно! их! Вернее- дедова! Небрежно брошенная, книга раскрылась, беззащитно растопырив листы, исписанные так и не ставшими ей понятными знаками… Еще несколько книг – их она не знала…

Одновременно, видать, по чьему-то знаку, со всех сторон полыхнул огонь…

Толпа охнула, как один человек. Неожиданно, разбивая все мысли в осколки, забил колокол…

Громче, яростней, запели монахи… Затлели листы книг, жарким пламенем разгорался хворост, все ближе подбираясь к ним. Не верила… не могла поверить умом своим детским, что происходит – запрокинула голову, ища взгляда, помощи у деда, но тот смотрел куда-то вверх, крепко прижимая её к себе изувеченными руками, пытаясь ощупью прикрыть ладонями ей глаза, словно это могло хоть на миг отсрочить весь ужас понимания происходящего. Борода первой и занялась… Не платье, не волосы… Именно вид горящей бороды вывел её из оцепенения и непонимания, нежелания понимать происходящее – слишком чудовищным это все было… И тут в ней что-то как лопнуло, зашлось, задохнулось в крике, выплевывая это понимание: ведь не делал дед ничего лихого людям, скотинку лечил, дождь на поля призывал, а иной раз при родах тяжелых повитухе помогал… Да разве же за это палить их? Да разве могут люди, что ничего кроме помощи не видавшие, так поступить? Да полноте, люди ли это? Или это – их БОГ МИЛОСЕРДНЫЙ, о котором понаслышке только и знала?

Нестерпимо воняло, хоть и не пожалели поленьев драгоценных, ароматных, пород положить в каждый костер. Звон колоколов и песнопения все равно не заглушали вопли тех, кто еще не задохнулся в дыму, кто еще не сгорел и не сомлел от всего происходящего. Вокруг носились черные хлопья, воздух поплыл нестерпимыми потоками жара…

Последнее, что мелькнуло в непокорных, так и не закрывшихся глазах, были ненависть. Последними словами - проклятие, на всех, кто творил, и того, кто допустил.


Расскажи в социальных сетях:



Какие эмоции у вас вызвала публикация? (УКАЖИТЕ НЕ БОЛЕЕ ДВУХ ВАРИАНТОВ)

Комментариев - 6
Аватар пользователя
Цитата: DWState
Интересно какой шел год!?

Похоже на Петровские времена с участием чёрноризцев
Аватар пользователя
Виталиевичъ,
DWState,
Значит, это были христиане.
И их кукловоды - жиды.

Но не факт.
Возможно, это был военный конфликт с другими народами и/или странами.
Тогда, захватчики просто - напросто "зачищали" захваченную территорию от "мусора"...

Не поймите меня неправильно.
Я пытаюсь судить объективно, прорабатывая все возможные варианты.
Аватар пользователя
Knowing True,
У нас так же были гонения на ведьм как в Европе, массштабы толькол не те и жгли не враги а свои, те кому еспели мозги промыть по новой религии, но не без участия врагов конечно
Аватар пользователя
Knowing True,
Еще интересно, кем были те враги. "
Био-роботы проекта "Адам и Ева"! "И сотворил господь из глины ......".
Требуется перепрограммирование с "расизм" на эволюцию соЗнания и ликвидации последствий технократического извращения "развития цивилизации". На То и "смена Эпохи Блудного Лиса".
Аватар пользователя
Я так понимаю, сжигали волхвов и их книги с тайными знаниями, написанные на какой - нибудь х'Арийской Каруне. Или на другой письменности.
Думаю, сами славяне не стали бы убивать своих - же волхвов, которых весьма почитали в народе.
Значит, то были враги.
И мне тоже интересно, в какое Лето от С.М.З.Х (Сотворения Мира в Звездном Храме) это произошло.
Возможно, описывается самое начало гонений на волхвов и жрецов - родноверов.
Еще интересно, кем были те враги.
Аватар пользователя
Интересно какой шел год!?
Информация
Важная информация для новых (не зарегистрированных) посетителей

Если вы впервые на сайте то вам необходимо:


Если ранее вы были зарегистрированы в социальных сервисах то вам необходимо:


Если вы зарегистрированы на сайте то: