Меню
Последние новости России и Мира » Новости » О современных проблемах русской нации и строительства Русского национального государства

О современных проблемах русской нации и строительства Русского национального государства

 

О современных проблемах русской нации и строительства Русского национального государства

 

 

 

 Становление полноценной политической субъектности русского народа является первейшей задачей современного русского движения. Но механизм становления политической субъектности как таковой и содержание этого процесса до сих пор остаются недостаточно отрефлексированными в нашей интеллектуальной среде. Нам уже не раз приходилось говорить о необходимости конструирования русской идентичности и формирования своего «информационного поля», создания собственных аналитических структур и продвижения своих организаций и лидеров. Но при всей важности каждого из этих направлений работы, они всё-таки являются компонентами более широкого процесса. Создавая для него необходимые предпосылки, они, тем не менее, сами по себе становления субъектности не означают, а только лишь обозначают рамки социального поля, в которых она потенциально может сформироваться.


Если отбросить все наслоения, в своей главной сущности субъектность представляет собой способность сообщества создавать и воссоздавать собственные социальные иерархии. Не просто элиты как статичный управляющий класс, но именно иерархии как динамические механизмы формирования и обновления элит и ранжирования общественных страт как таковых, а точнее механизмы генерирования социального статуса.


Вопреки до сих пор бытующим марксистским преставлениям о «базисе и надстройке», общество – намного более сложный организм, состоящий далеко не из двух социальных уровней, а включающий в себя ряд функциональных и статусных дифференциаций. Способность общества выработать такие механизмы дифференциации, которые обеспечивают наиболее эффективное продвижение кадровых ресурсов на соответствующие социальные уровни и соблюдение установившейся иерархии, – это и есть субъектность в своём концентрированном виде. Если уж совсем огрубить, это способность сформировать свою элиту и готовность ей подчиняться.


Разумеется, становление субъектности проходит несколько стадий – осознание определённой социальной группой специфики стоящих перед ней вызовов и задач, в особенности критических вызовов своему выживанию, понимание масштаба ресурсов, требуемого для нейтрализации этих вызовов, понимание того, что эти ресурсы могут сформироваться только путём консолидации и объединения большинства представителей группы, формирования отдельного сообщества, уяснение того, что управление общими ресурсами должно осуществляться централизовано, в интересах сообщества как целостного организма, дифференциация социальных ролей в группе и, наконец, осознание необходимости образования собственной единой иерархии, в которой управление этими общими ресурсами осуществляли бы наиболее компетентные и подходящие для этого члены сообщества. В самом сжатом виде это можно представить как путь от ментальной, интеллектуальной субъектности до субъектности организационной и структурной. Но если этот путь до конца не пройден, если ментальное осознание обособленности интересов собственной социальной группы не выливается в формирование отдельных структур и иерархий, то говорить о кристаллизации полноценной субъектности не приходится.


Исходя из этого, можно сказать, что квинтэссенция любой национально-политической борьбы заключается прежде всего в том, чтобы получить право продуцировать и подчиняться собственным иерархиям, сформированным по критериям своего сообщества. И неважно идёт ли речь о борьбе освободительного или объединительного толка, смысл всё равно одинаковый – сформировать единые собственные управленческие иерархии, по тем принципам, которые считаются в данный момент легитимными для данного сообщества. В случае освободительной борьбы задача состоит в том, чтобы создать иерархию, отдельную от существующей в рамочном государстве или государствах, выделить её из общегосударственной. В случае объединительной – в том, чтобы сформировать единую иерархию, которая бы подчиняла или блокировала партикулярные частичные иерархи отдельных политических образований. Нередко объединение происходит на базе выдвижения какой-либо одной иерархии, которая инициирует процесс объединения, представляет себя ведущей в этом процессе и добровольно или принудительно поглощает остальные конкурирующие иерархии.


Самые сложные задачи стоят перед теми иерархиями, которым приходится одновременно вести освободительную и объединительную борьбу: им необходимо не только выделиться и отмежеваться от иерархии действующего государства, но и захватить ведущую роль в процессе объединения, стать стержневой для существующих или зарождающихся иерархий других частей гипотетического объединённого сообщества. Соперничество между различными элитами, претендующими на гегемонию в одном смысловом и географическом пространстве, может сопровождаться (и чаще всего сопровождается) соперничеством за лидерство в плане построения культурной основы будущего сообщества К примеру, построение культурной основы украинства сопровождалось соперничеством между элитами Надднепрянщины и Галичины, окончившимся, в итоге, захватом культурного лидерства в украинском проекте галичанскими элитами, не имевшими для этого, казалось бы, необходимых материальных ресурсов.


Соответственно, конкуренция между различными политическими сообществами – это главным образом борьба за подрыв существующих у противников иерархий и блокирование их создания. Причём, не всегда этот подрыв осуществляется конфликтными методами. Можно лишить действующие элиты ресурсов путём завоевания земель или нанесения военного урона, но это не приводит к их ликвидации, а можно кооптировать их в другие иерархии и заставить служить другим интересам. А ещё можно изменить сообщество и его статусные механизмы, делегитимизировав старые элиты.


* * *


У процесса образования социальных иерархий есть одна критическая особенность: он возможен только в культурно однородном сообществе с единой идентичностью, солидарностью и чувством общности (см. «Русская солидарность и русский политический проект»). Только при наличии плотных горизонтальных связей могут формироваться эффективные вертикальные механизмы и образовывать круг людей, способных выражать интересы всего сообщества, олицетворять его субъектность. И только когда сообщество сцементировано единой культурной основой, сохраняется доверие между различными его иерархическими уровнями, позволяющее эффективно функционировать всей социальной иерархии. Если же эта основа утрачивается или кардинально меняется, существующая иерархия теряет свою главную опору и начинает разрушаться.


Культурная гомогенизация и дифференциация как таковая – это тот процесс, в котором возникают, развиваются и демонтируются социальные сообщества. Она определяет механизмы включения и исключения, допустимого и неприемлемого, которыми определяется динамика развития социальных образований. Поэтому первичным в формировании сообществ является именно культурная основа, она же идентичность – общий культурный фундамент позволяет сконструировать убедительный «Я-образ», выработать целостное представление о своей социальной группе (народе, этносе, нации, классе) и установить внятную эмоциональную связь между индивидуальным и коллективным.


Культурная однородность – ключевое условие существования сообщества, залог того, что оно воспринимает себя как социальную целостность, единый социальный организм. Это не означает полного устранения культурных различий между членами сообщества, в конце концов, социальная дифференциация и становление иерархий в любом случае усиливают и масштаб культурных различий, но это означает сохранение общего «станового хребта» – тех элементов культуры, которые присущи всем членам сообщества вне зависимости от их положения в социальной иерархии и с которыми ассоциируется Я-образ сообщества, его идентичность как социального и политического субъекта.


При этом надо понимать, что культурная однородность – условие необходимое для продуцирования социальных иерархий, но не единственно и не достаточное. Она только формирует основу, задаёт условия, в которых эти иерархии могут возникнуть, но не гарантирует их возникновения. Говоря в описанных в начале статьи категориях субъектности, она определяет ментальную субъектность, но не структурную. А вот структурная субъектность без неё невозможна, поэтому даже формально признанные государства, не имеющие устойчивой культурной основы и однородной идентичности, неизменно стремятся её сформировать, то ли опираясь на какой-то один уже существующий культурный эталон, то ли пытаясь сконструировать новый.


Культурная однородность необходима для любого социально-политического образования, тем более для нации, независимо от её «этнического» или «гражданского» происхождения[1]. Но в то же время она не является объективной универсальной данностью, а может формироваться (или её могут формировать) вокруг различных элементов культуры. Вследствие этого степень и способ достижения культурной однородности социальных сообществ может существенно отличаться. А поскольку культурная основа автоматически задаёт некоторые свойства социальной иерархии и всего сообщества в целом, отличия между факторами культурной однородности определяют и отличия между политическими формами, которые принимают те или иные сообщества и их социальные иерархии.


Определяющее влияние культурной основы сказывается в том, что первейшей функцией сообщества является сохранение и развитие своей культуры, соответственно те его члены, которые обеспечивают её сохранение, автоматически получают высокое место в социальной иерархии, а лояльность общей культуре выступает одним из критериев формирования иерархии в целом.


Другие критерии формируются уже в процессе практической жизнедеятельности сообщества и определяются, как правило, теми насущными задачами, которые сообществу приходится решать на том или ином этапе его развития. Продвижение членов сообщества в социальной иерархии соответствует их роли в решении подобных задач. Поскольку первостепенные задачи территориализированных социальных сообществ исторически заключались в обеспечении безопасности и расширении своей территории путём войны, успех в решении военных задач становился одним из главных критериев статусного роста его членов, помимо культурного фактора.


Согласование этих критериев далеко не всегда было беспроблемным. Противоречия между статусными критериями, диктуемыми культурной основой сообщества, с одной стороны и определяемыми его практическими задачами, с другой, во многом задавали динамику внутреннего развития политических образований. Далеко не всегда обществам удавалось сформировать целостную иерархию, которая бы гармонично объединяла культурные и «функциональные» структуры в единую иерархию, единый статусный механизм. В подобном случае между этими структурами намечались социальные разрывы, со временем перерастающие в отчуждение, а то и в прямую конкуренцию, и подрывающие таким образом единство политического сообщества. Культурные элиты начинали противопоставлять себя «функциональным», их лояльность всему политическому проекту сообщества снижалась, и даже если сообщество в целом продолжало опираться  на прежнюю культурную основу, продуцируемая ею иерархия переставала составлять стержень всей иерархии сообщества и скреплять его единство. Собственно, история развития взаимоотношений политической элиты Российский империи и Русской православной церкви развивалась примерно по этому сценарию.


При этом и функциональные критерии, и культурные практики не оставались инвариантными. По мере того, как на первый план выходили задачи экономического развития сообществ, возрастало значение экономического и финансового критериев в формировании социальных иерархий. Расширение функциональных критериев существенно влияло на устойчивость уже сложившихся иерархий и могла даже их подрывать в том случае, если сообщество не было скреплено достаточной культурной основой. Так, новые экономические, «купеческие» элиты с трудом вписывались в уже сложившиеся «военно-земельные» иерархии европейских империй, в отдельных случаях провоцируя социальные потрясения вплоть до революций.


Спектр культурных практик человечества с течением времени также расширялся, что давало импульс формированию новых культурных пластов и новых идентичностей. Эти идентичности нередко становились важным подспорьем в борьбе неудовлетворённых частей действующих элит против существующих иерархий. Тем более, что сами эти новые идентичности естественно стремились генерировать собственную элиту и собственные социальные сообщества. Кризисы в европейском христианстве, вылившиеся в вековые религиозные войны, являются классическим примером этих процессов. А возникновение и распространение внерелигиозных культурных практик существенно пошатнуло позиции мирровый религий в целом и заставило их встраиваться в новые культурные и политические проекты.


Ну и самую серьёзную опасность устойчивости политических сообществ возникает тогда, когда действующие «функциональные» элиты оказываются неэффективны в деле отражения актуальных практических вызовов, а сообщество не обладает механизмами для того, чтобы в сжатые сроки вывести на передний край более компетентных представителей. Ещё больше она усугубляется в том случае, если на фоне подобных вызовов обостряется статусная борьба внутри действующей иерархии. И ключевую роль в таких ситуациях играет степень сохранения культурной однородности сообщества и поведение действующей культурной элиты, её желание и способность удержать действующую иерархию и целостность сообщества как такового.


[1] Критику концепции гражданской нации см. в статье Михаила Ремизова «Гражданское и этническое» portal21.ru.

 

 

Понимание того, что жизнеспособность сообщества зависит от прочности его культурной основы, устойчивости его социальной иерархии и её эффективности в решении текущих практических задач, позволяет углубить сформулированное выше видение сущности политической борьбы между и внутри социальных сообществ, представив её как борьбу за формирование целостных сообществ с собственной социальной иерархией на определённой культурной основе. При этом социальные иерархии стремятся к укреплению и экспансии той культурной основы, которая обеспечивает однородность собственных сообществ, а также к ослаблению идентичности конкурирующих сообществ и подрыву их социальных иерархий. Последние две задачи решаются путём «вбивания клина» – либо образования разрыва между существующими иерархиями и культурной основой их сообществ, либо внедрения новых культурных эталонов, на основе которых образуются новые конкурентные иерархии и, возможно, новые сообщества.


По этой причине динамика развития социальных сообществ далеко не всегда представляет собой «естественный» процесс культурного преобразования «снизу», а может заключаться (и в большинстве случаев заключается) в манипулировании культурными факторами со стороны элит с целью выстроить и обосновать необходимую для себя социальную иерархию, исходя из текущих политических задач, и обеспечить лояльность населения. Например, в ряде случаев геополитическая экспансия многих государств приводила к включению в них территорий с культурно отличным населением, и тогда задача поддержания культурной однородности требовала изменения действующей культурной основы. Не говоря уже о тех государствах, которые были образованы искусственно, без всякого внутреннего импульса к этому, просто в силу решений великих держав. Отсутствие естественной национальной культурной основы они пытаются компенсировать либо используя в качестве таковой религию, либо возводя культ личности харизматичных правителей, на базе которого возникают относительно светские автократии. Собственно, перед многими государствами Ближнего Востока стоял (да и стоит по сей день) именно такой выбор.


В исторической ретроспективе можно выделить два ведущих культурных фактора, вокруг которых происходило становление и эволюция социальных сообществ, – это религия и язык. Если отбросить детали, то религия была культурной основой европейских империй, тогда как язык стал фундаментом для европейских наций и национальных государств.


До тех пор, пока основными культурными практиками человечества были религиозные верования, обеспечивать культурную однородность сообществ на основе религии было довольно просто. И здесь главную роль играли свойства самой религии, её способность к быстрому распространению и усвоению большими группами населения.


С течением времени и развитием письменной культуры, а затем и литературы, язык приобретает статус культурного фактора, способного образовывать отдельные идентичности, вокруг которых формируются самостоятельный социальные сообщества. Когда к нему добавляется целостный исторический нарратив о судьбе носителей языка как отдельного народа вместе с нарративом о его «исконной» территории, сообщество перерастает в нацию и может претендовать на полноценную политическую субъектность вплоть до государственности.


Собственно, этот факт стимулирует часть старых имперских элит, не удовлетворённых своим положением, работать над созданием новых языков, дабы, подключив к ним исторический и территориальный нарративы, сформировать новые нации и получить ведущую роль в их социальной иерархии. Создание многих наций так называемой Центрально-Восточной Европы, в том числе проекта украинства, развивалось именно по такому сценарию. Политические проекты, «обрастая» культурной основой, превращались в национальные и продуцировали собственные социальные иерархии, в которых творцы политического проекта и создатели его культурной основы занимали ведущее место. Но и имперские элиты не пустили этот процесс на самотёк, а пытались повлиять на него, способствуя развитию культурного стандарта ведущего европейского языка таким образом, чтобы усилить с его помощью имперскую идентичность, дополнить религиозную основу литературной, укрепить культурную однородность империй и удержать хотя бы остов их политических иерархий.


Тем не менее, к началу ХХ века процесс образования новых наций как политических субъектов значительно ускорился, в первую очередь потому, что национальные движения были «тараном» против европейских империй. Их разрушение проходило в том числе под аккомпанемент национальных требований различных новообразованных наций, претендующих на политическую субъектность.


К слову, немалую роль в этом процессе играло то обстоятельство, что субъектность с некоторого времени стала формальным свойством, которое можно было получить путём правового признания, а не путём выигрыша в открытой конкуренции. Пока субъектность приобреталась и утверждалась в прямой борьбе, у малых сообществ не было никаких шансов в соперничестве с большими империями. Объединение и консолидация были единственными способами обеспечить выживание, поэтому и в качестве культурной основы были востребованы те факторы, которые позволяли создать как можно более крупное образование. Опять же, это очень приблизительный взгляд, и на деле в истории было немало разных случаев выживания небольших территориальных образований, но это не идёт ни в какое сравнение с тем «парадом суверенитетов», который состоялся после закрепления «права наций на самоопределение», когда факт наличия своего языка и культуры стал достаточным для получения государственности. Это обусловило о относительно низкое качество элит новоиспечённых государств.


Но, конечно, для творцов подобной системы эти особенности не имели особого значения. Их задача заключалась в сломе старых империй и их социальных иерархий, а для этого необходимо было добиться и размывания их культурной основы. И хотя империи к тому моменту уже не полагались исключительно на религию в деле обеспечения культурной однородности обществ и развивали свои национальные проекты на базе доминирующего литературного языка, удержать собственные социальные иерархии они не сумели. Не в последнюю очередь потому, что охотно использовали национальную тему в геополитической конкуренции друг с другом.


* * *


Национальные государства с языковой и исторической культурной основой сыграли решающую роль в процессе демонтажа имперских иерархий, но сами они не стали «конечной стадией» социальной эволюции. В том числе по сугубо практическим, геополитическим причинам: обеспечить выживание небольших слабых государств с не самыми эффективными иерархиями и не самыми компетентными элитами было крайне сложно. С другой стороны, в эпоху массовых обществ перед партикулярными национальными культурами встал вызов со стороны массовых идеологий, претендующих на создание своих культурных эталонов, более простых для восприятия людьми.


В каком-то смысле можно сказать, что идеологии пришли на смену религиям в качестве культурной основы социальных сообществ или, во всяком случае, стремились ею стать. Их возникновение и первичное распространение происходит в одно время с национальными идентичностями, и пока главным противником и для одних, и для других остаются европейские империи, они даже выступают ситуативными союзниками. Правда, ситуация начинает меняться, когда империи перенимают национальные культурные стандарты для укрепления собственной культурной однородности и политической иерархии. На этом этапе некоторые национальные проекты уже рассматриваются протагонистами массовых идеологий в качестве конкурентов, а иногда даже и соперников. Русский имперский проект и русская идентичность для них, несомненно, выступают главным соперником в Европе и в мире. Сравнительно эффективная социальная иерархия, опирающаяся на древнюю религию и богатую национальную культуру, представлялась оплотом европейского имперского порядка как такового. Без её сокрушения говорить о продвижении лево-либеральных идеологий не приходилось.


Национальные движения на периферии стали той миной, которые «взорвали» ведущие континентальные империи. Поэтому, находясь на авансцене мировой политики, они получили универсальную политическую легитимность, а национальные государства с чётко зафиксированными границами превратились в основную политическую единицу современного мира. Это было закреплено решениями Версальской конференции, а впоследствии стало политической максимой в Уставе ООН.


Однако для массовых идеологий формальная легитимизация национальной политической субъектности, фактически, превращала национальные государства в их основных соперников и, что важно, блокировала при этом развитие новых территориализированных политических форм, соответствующих культурной основе массовых идеологий. Легитимизация национальной субъектности не позволяла открыто работать на слом национальных государств и их иерархий, поэтому идеологиям приходилось идти другим путём – создавать или завоёвывать собственные «государства», национальные по форме, но идеологические по сути, которые могли бы стать «опорными пунктами» для идеологической экспансии (ими, очевидно, стали США и СССР, причём США изначально создавались как идеологический проект, тогда как СССР возник в результате оккупации идеологическими силами территории Российской империи), обеспечивать неформальное продвижение альтернативой культурной основы в виде универсальной массовой поп-культуры и организовывать неформальное же становление транснациональной социальной иерархии. Основной политической формой для них стали объединения номинально независимых национальных государств – международные организации и интеграционные структуры, многочисленность и постепенная автономизация которых, их отрыв от национального представительства и образование собственной международной бюрократии позволили создать легитимную политическую оболочку транснациональным идеологическим иерархиям. Напрямую ни то, ни другое принципам суверенитета национальных государств не противоречило, но стало очевидно, что это направлено на вытеснение национальных культур и элит.


Массовая идеология либерального глобализма, победившая в идеологическом соревновании, задала свои критерии социальной иерархии, в которую нынче спешат встроиться наиболее компетентные представители национальных культур, получая за счёт этого немалые статусные преимущества. Причём не только в транснациональной глобальной элите, но и в национальной, которая всё больше с ней сливается. Таким образом постепенно тормозится, а иногда и блокируется, развитие национальных иерархий.


Ещё одним аспектом работы в этом направлении является внедрение в национальные общества массы инокультурных мигрантов, достаточной для того, чтобы помешать укреплению культурной однородности этих обществ на национальной основе. Сама цель достижения культурной однородности в рамках национальных государств дискредитируется как негуманная, а вместо неё пропагандируются идеи мультикультурализма или «на наши деньги»  многонациональности.

 

Этот небольшой и крайне упрощённый исторический экскурс необходим для демонстрации того, в каком контексте русскому движению приходится реализовывать свои цели и в чём они должны состоять. Русские находятся сейчас в гораздо худшем положении, чем те же малые европейские нации ЦВЕ, потому что задача последних заключается только лишь в том, чтобы сохранить свою национальную культуру и свои иерархии, защитив их от поглощения транснациональной элитой, и в этом у них есть важное формальное подспорье – национальное государство с формальными процедурами, которое просто нужно «отвоевать» у глобалистов.


У нас же нет ни только национального государства, но и своих социальных иерархий, и даже культурной основы, на которой можно было бы выстроить базовое сообщество. Русская культура, сформировавшись в имперский период, сначала была отброшена и заменена культурным эталоном идеологии коммунизма, а потом столкнулась с массовой поп-культурой идеологии глобализма. Отделить её от этих чужеродных, но въевшихся в общественное сознание культур, и сформировать массовую национальную русскую культуру ещё только предстоит. И всё это в условиях государства, чьи лекала и приводные ремни сформировалась в контексте обслуживания именно интересов идеологии.


Политические сообщества, выстроенные вокруг массовой идеологии в корне отличаются от национальных государств, даже если они принимают государственную форму. Собственно, ещё одна большая проблема нашего лексикона, заданная универсальным правовым подходом к суверенитету, связана именно с тем, что любое суверенное политическое образование у нас называется государством, тогда как сущностные различия между государствами теряются. Формально все суверенные образования у нас равны и принадлежат к классу государств, и только потом начинает разбор отличий в зависимости от характера режима, формы правления, государственного устройства и т.п. Вся эта сравнительная политология ориентируется опять-таки на сугубо формальные признаки – правовые и институциональные рамки государств, которые в условиях повсеместного распространения демократической модели просто копируют друг друга и мало что говорят о политической сущности государства. Ну в самом деле, неужели разница между странами с однопалатным и двухпалатным парламентами настолько велика? И что содержательного может сказать о государстве парламентская или президентская форма правления? Зато культурная основа государства говорит о нём очень много, но остаётся практически «за кадром» современной политологии.


Из-за этого потом возникают различные заблуждения, в некоторых случаях становящиеся общим местом как обывательских, так и академических воззрений на данный предмет. Так, не понимая истинных отличий между государствами, построенными на различной культурной основе, публика склонна воспринимать известный ей тип государства как универсальный и повсеместный, а преодоление тех негативных качеств, которые она усматривает в знакомом ей типе государства, связывается не с построением другого государства на другой культурной основе, а с разрушением государства как такового. Отсюда возникает забавный парадокс, когда, к примеру, люди стремятся к Русскому национальному государству, но при этом осуждают государственничество как таковое. В целом, противопоставление государства и «гражданского общества» – весьма эффективная манипуляция разработчиков идеологии либерального глобализма, позволяющая возвести условно «антигосударственную» позицию в ранг одобряемой, утверждая при этом модель либерального государства как безальтернативную.


Надо понимать, что для массовых, претендующих на универсальность идеологий, как и с некоторыми отличиями и для религий, территориализированное суверенное образование не является естественной политической формой социального сообщества. Они ориентированы на максимальную экспансию в глобальном масштабе, отсюда проекты либерального глобализма, с одной стороны, и «земшарной республики», с другой. Государство для массовых идеологий по определению не нужно или нужно только в качестве инструмента для глобального проникновения, его стартовой институциональной базы. Поэтому говорить об «идеологическом государстве» можно с большой натяжкой, уместнее будет вести речь об «антигосударстве». Даже в номинальной форме суверенного государства такое образование остаётся заточенным на совершенно иные, идеологические цели, а не на обеспечение развития вверенной ему территории. В этой связи гораздо логичнее говорить об идеологических сообществах, ограниченность которых определённых территориальными рамками не превращает их в государства.


У сообщества, построенного вокруг идеологии, единственным источником культурной однородности населения должна быть идеология и её культурный эталон – идеологическая идентичность. Остальные культурные факторы должны быть максимально размытыми и демонстрировать такое множество форм и практик, при котором ни одна из них не могла бы получить массового распространения, стать доминирующей и бросить вызов культурному эталону, продиктованному идеологией. То есть мультикультурализм и многонациональность – это не прихоть идеологического сообщества, а его первейшая критическая потребность. Блокируя способность других культурных факторов формировать идентичность консолидированных сообществ, потенциально способных генерировать собственные иерархии и претендовать на политическую субъектность вплоть до государственности, они тем самым обеспечивают поддержание собственной иерархии, образованной на их культурной основе, и устраняют потенциальных её конкурентов.

Правда, у идеологического сообщества есть одна изначальная слабость, которую оно не способно преодолеть, – это зависимость от языка, на котором приходится создавать свой культурный эталон. А поскольку языки как культурные факторы сформировались в рамках национальных проектов, употребление того или иного языка для утверждения своего культурного эталона автоматически «тянет шлейф» того национального проекта, в котором данный язык был разработан, и служит его поддержанию, независимо от желания идеологического сообщества и его правящего класса. Конечно, и с этой проблемой идеологии попытались справиться, да и не только идеологии: любая культурная система, отличная от национальной, стремится выработать свой особый лексикон и свой литературный багаж, даже если ей приходится опираться на известные национальные языки. Это касается и идеологий, и религий, и молодёжных субкультур. Но окончательно преодолеть эту зависимость они не могут. Во всяком случае до тех пор, пока языки носят национальные наименования, а их обучение происходит на базе национальной литературы.


Для советского «государства» эта проблема носила крайне острый характер. В силу того, что под идеологическое сообщество отвоёвывалась территория Российской империи, пропаганда своего массового культурного эталона должна была вестись на русском языке, и даже его радикальное изменение с помощью новой орфографии и нового лексикона не позволило полностью «отрезать шлейф» имперской и национальной культуры. Монополизировать русский язык, сделать его сугубо инструментом своей идеологии у большевиков не получилось. А это создавало потенциальную опасность воссоздания русской идентичности как основы для конкурирующего сообщества. Тем более, что и особо придумывать ничего не надо было: тот образец культуры, который советское «государство» представляло как антипод своему культурному эталону, мог в любой момент стать основой для конкурирующего политического проекта.


Этим объясняются те колоссальные усилия, которые прилагал Советский Союз для подавления русской идентичности как в её социокультурном, так и политическом проявлениях. На базовом уровне массового образования изучение русского языка и литературы было организовано таким образом, чтобы не создавать эмоциональную связь с Россией и русской историей, не индоктринировать молодёжь в русскую идентичность, а насаждать советский патриотизм, предполагающий в первую очередь лояльность существующему идеологическому строю и построенному им режиму. В результате чего мы до сих пор лицезреем печальную картину преобладающего равнодушия выпускников русских школ к русской самоидентификации. Равнодушие к самоидентификации порождает равнодушие к налаживанию горизонтальных связей и другим компонентам социального сообщества. Собственно, без внятной культурной основы целостное сообщество построить нельзя, поэтому размывание русской идентичности служило наилучшим предохранителем от восстановления русского политического сообщества в противовес советскому идеологическому «государству».


Но помимо размывания идентичности, необходимо было внушить обществу, что русская культура, даже будучи использованной как «закваска» для идеологического культурного эталона, всё равно не может претендовать на доминирующее положение в силу «исторической вины» перед малыми народами и недостаточной массовости, для изображения которой создали россыпь искусственных народов и наделили их своими республиками. То, что бороться с русской идентичностью и русской нацией пришлось путём конструирования других идентичностей, наций и их социальных иерархий, пусть и завязанных на иерархию Союза, уже шло вразрез с идеей вненационального и внетерриториального идеологического сообщества и закладывало потенциальную мину под советское «государство». Однако борьбы с основным врагом –  русской идентичностью – это отменить не могло. Разрушение и исторического, и территориального русских нарративов шло ударными темпами. Феномен русского пространства как такового искоренялся и подменялся пространством «общего сосуществования» многих народов.


Самое печальное, что наше общество этих особенностей до сих пор полностью не осознаёт. Поэтому многие стандарты «государственничества» как такового оно усматривает в советских образцах. Типичный пример: у нас часто звучит тезис о том, что изъятие упоминания официальной идеологии из текста конституции сыграло деструктивную роль в развитии государства РФ и предлагают тот или иной способ восполнить этот «пробел», не понимая, что проблема заключается не в дефиците идеологии как целостной мировоззренческой системы, регламентирующей абсолютно все стороны жизни общества, а в недостаточном развитии русской национальной идентичности как культурной основы русского государства.


Разница между идеологией, религией и национальной культурой, и сообществами, на них основанными, широкой публикой не рефлексируется вообще. Все эти феномены рассматриваются как различные идейные течения примерно одного порядка, пусть и разные по содержанию. А продуцируемые ими социальные качества воспринимаются как равнозначные. Так, советский патриотизм считается положительным явлением ввиду своей патриотической направленности, а потому совместимым с русским патриотизмом, тогда как сталинская борьба с космополитизмом представляется разновидностью борьбы с «низопоклонством перед Западом», полезным и для русского движения.


Эти заблуждения можно понять, всё же на массовом уровне наши люди просто не сталкивались с другими типами государственного устройства и не представляют, что государство может функционировать по-другому. Правда, в современном мире найти пример государства, не затронутого идеологией, довольно сложно. Но в Европе хотя бы существует понимание того идеала национального государства, к которому нужно стремиться, тогда как у  нас размежевания идеологического сообщества и национального государства не произошло даже на ментальном уровне.

 

Вылупившаяся из советской скорлупы РФ в полной мере унаследовала эти свойства. Её образование – это ещё один классический пример того, как часть существующих элит, стремясь к упрочению своего положения в социальной иерархии, «выгрызает» себе отдельное государство и навязывает обществу другую культурную основу «сверху», дабы блокировать его попытки сформировать новые социальные сообщества на базе иных идентичностей «снизу». Только отличие этой другой культурной основы от существовавшей ранее было сугубо формальное, а не качественное. Вместо одной массовой идеологии, – социалистической – общество РФ переключили на другую – либерально-демократическую. Произошла только лишь смена «оболочки», но смена в рамках одного и того же типа культурной основы – массовой идеологии. Перехода к качественно иной культурной основе – национальной или религиозной – так и не случилось. Поэтому все принципы функционирования идеологического «государства» остались неизменными, включая многонациональность и подавление русскости.


Однако на пути становления это «государство» столкнулось с двумя принципиальными проблемами. Во-первых, оставаясь по форме и механизмам своего функционирования идеологическим сообществом, оно, тем не менее, не смогло встроиться в либерально-демократический конгломерат и перенять его идеологию по сути. А во-вторых, культурный эталон, предлагаемый массовой идеологией либерализма, не обеспечивал нужной степени культурной однородности, которая бы оправдывала существование этого «государства» в нынешнем виде и поддерживала бы его социальную иерархию. Общество просто было не в состоянии следовать этому эталону, в том числе по сугубо материальным причинам. Поэтому руководству этого «государства» пришлось спешно дополнять либеральный культурный эталон некоторыми элементами социалистического, производя своеобразный симбиоз двух идеологических идентичностей. Одним из наиболее ярких проявлений этого симбиоза остаётся контент российского телевидения, особенно, в случае часто поминаемых в эту пору новогодних «огоньков», где советские «звёзды» в дорогих западных костюмах и декорациях пытаются изображать «российскую культуру».


В довершение, новое «государство» номинально приняло наименование национального сообщества, правда, пока несуществующего. Избавившись от идеологического обозначения своей территории (к слову, сохранение национальных наименований государств и территорий – это большое упущение массовых идеологий как таковых, их продвижение шло бы гораздо быстрее, если бы оно происходило на просторах безликих «областей демократического развития» или «пространства всеобщей свободы», в этом плане коммунизм с его «социалистическими» и «народными» республики имел некоторое преимущество перед либерализмом, по крайней мере, у него были свои политические бренды, которых тот до сих пор выработать не может), РФ невольно становилась формально национальным государством, где власть была призвана осуществлять управление территорией, а не продвигать идеологический проект. Но поскольку, как мы уже говорили, содержательного перехода, который бы отразился на культурной основе и социальной иерархии «государства», не произошло (и не должно было произойти, по замыслу организаторов процесса), национальное наименование РФ остаётся не более, чем формальностью, маркером, не несущим никакого содержательного смысла.


Смысловой вакуум заполняется, с одной стороны, культом личности «первого лица», как это часто происходит в автократиях «третьего мира», а с другой, тем симбиозом идеологических культурных эталонов, о котором мы говорили выше и который власть РФ пытается представить в виде псевдонациональной «российской идентичности». В ранг номинального источника легитимности и иерархии возводят условную «российскую нацию», переквалифицировав в неё бывший «советский народ». Не понимая, что идея единой нации несовместима с сохранением отдельных квазинациональных идентичностей и иерархий этнических меньшинств РФ.


Отсюда и оксюмороны в риторике власти вроде «многонациональной российской нации», выдающие истинную картину того, что именно она хочет построить под этим видом. Вернее даже не построить, а просто убедить общество в легитимности и нормальности нынешнего положения вещей – наличия множества отдельных нацменских иерархий и размытой, подавляемой русской идентичностью, вокруг которой не образуется даже зачатков социального сообщества, – закрепить это положение в качестве неоспоримого культурного фундамента «государства» РФ и, возможно, даже подверстать под него какой-нибудь куцый исторический нарратив. Вряд ли нужно говорить, что подобный проект обречён на провал просто в силу невыполнимости его задач. Невозможно создать культурно однородную национальную среду при насильственной консервации её многонациональности. Нужно выбирать между «российской» однородностью, так или иначе тяготеющей к русской, и многонациональной неоднородностью. Полагаю, не нужно говорить, какой вариант выберет власть.


Однако при всей провальности подобных потуг власти, их деструктивное влияние на русскую идентичность будет возрастать. Проще говоря, построить «российскую нацию» Кремль всё равно не сможет, но затормозить развитие русской нации ему вполне по силам.


* * *


Что же из этого должны вынести для себя русские?


Первое и главное, необходимость (вос)создания культурной основы для своего национального проекта с собственным историческим и территориальным нарративами. Это то, о чём уже много раз говорилось в наших статьях, посвящённых русской идентичности, и что является аксиомой русского движения. Но следует отметить, что эта культурная основа должна, с одной стороны, иметь достаточно отличий от нынешнего постсоветского культурного винегрета, а с другой, быть достаточно понятной и близкой обществу, чтобы оно в какой-то момент могло её перенять.


История и религиозных, и национальных, и идеологических проектов демонстрирует, что их зачатком становилось даже небольшое замкнутое сообщество, в котором идентичность, её символическая и смысловая часть были построены на противопоставлении «мы – они», противопоставлении существующей идентичности большинства. Такие сообщества, даже будучи немногочисленными, способны создать эффективные иерархии, понимания, что их выживание зависит от внутренней консолидации.


У нас потенциально уже есть зародыш этой идентичности, сформировавшийся на контрасте с современной российской культурой в том виде, в какой её насаждает власть. Лозунг «Я – русский, а не россиянин» прекрасно отражает суть этого контраста. Теперь его надо «оборудовать культурной инфраструктурой» – образами, символами, ритуалами и личными примерами.


Ключевым средством мобилизации русского сообщества могут стать два фактора – понимание враждебности эрефянского государства и инертности большинства его граждан и осознание угрозы выживания русских как этноса. Проще говоря, представления в духе «Вокруг много врагов» и «Наше выживание под угрозой» должны подстегнуть активное меньшинство к консолидации хотя бы на элементарном уровне. У нас же на уровне массового сознания сохраняется инерция убеждённости в том, что Россия всё равно не исчезнет, «как-нибудь да выживет», «русских 83%, не пропадём», «если бы русскому народу снять ограничения, он бы сразу показал» и т.п. Все эти оптимистические, но всё более сомнительные стереотипы оказывают «расхолаживающий» эффект, стимулируют пассивность и выжидательное поведение. Необходимо внедрять противоположные установки «Мы – русские, а не россияне. У нас своя, русская культура, отличная от большинства. Нас мало, наше выживание под угрозой. Единственный путь – объединяться и брать власть на любом уровне».


Отсюда второй вывод – необходимость построения сообщества, объёдинённого чувством общности и солидарности, крепкими горизонтальными связями и совместным историческим опытом. Это тоже аксиома, и нигде не оспаривается. Не так давно Андрей Разумовский сформулировал этот тезис в несколько своеобразной, но по сути верной форме.


Не стоит бояться изначальной малочисленности такого сообщества. Уже не раз приходилось говорить: в таких условиях, в каких находимся мы, успех нужно обеспечивать качеством, а не количеством. Качественный успех, конкретные результаты станут главным стимулом для русских людей присоединяться к нашему проекту и принимать нашу идентичность, а не размытые политические программы «за всё хорошее», вырабатываемые месяцами бесплодных дискуссий.


И третьим условием национального строительства является выработка собственной социальной иерархии и механизмов статусного продвижения участников сообщества. У нас много говорится и пишется о том, что русским нужна своя элита, но никто не ведёт речь о том, как и благодаря чему она должна возникнуть. Пока что этот процесс сосредоточен вокруг информационной деятельности и связан со стихийным возникновением «центров информационного притяжения» в виде сайтов и блогов отдельных энтузиастов. Это само по себе уже неплохо, но этого мало. Социальная иерархия таким путём не образуется.

Этот вопрос часто поднимается в разрезе системы образования и подготовки кадров, однако он касается только одного аспекта проблемы – образовательного, но не раскрывает другой, не менее важный её аспект – статусный. Каким образом человек, получивший достойное образование, может занять в русском обществе место, позволяющее ему применить свои знания? Это вопрос гораздо более серьёзный, и он не решается сугубо формальным путём. Ведь у нас нет ни формальных структур, ни процедур, которые могут обеспечить статусное продвижение русского человека. Все статусные механизмы в нашем обществе монополизированы государством РФ с его специфической культурной основой и системой поощрения для тех, кто её разделяет. Каким образом русское движение может выработать их вне формальных государственных процедур?


Только в рамках своего сообщества со своими статусными механизмами и формами поощрения. Нужно понять, что встраиваться в нынешнюю иерархию РФ русским людям бессмысленно, что даже те материальные преимущества, которые она будто бы даёт, неустойчивы и негарантированны, что добраться до вершин этой иерархии русский человек всё равно не сможет, потому что она устроена таким образом, чтобы ограничивать приток русских наверх. Поэтому вроде бы «удачное» встраивание и получение места в этой иерархии не отменяет необходимости формировать свои структуры.


Ситуация усугубляется тем, что многие десятилетия данная проблема как таковая не поднималась в общественном пространстве как таковом. Массовые идеологии и у нас, и на Западе помещали в фокус своего внимания «низовой сегмент» управленческого процесса, делали упор на демократических процедурах и эгалитаризме, уводя в непубличную сферу те иерархические механизмы, которые на самом деле обеспечивали управление сообществами, оставаясь преимущественно в тени. Народ нужно было только наглядно убедить в том, что он что-то решает, и скрыть от него те шарниры, благодаря которым он «решал» исключительно так, как это надо непубличным элитам. Непубличность элит на какое-то время стала залогом их выживания, до тех пор, пока публичное пространство было заполнено демократическим шумом.

А между тем, у наших противников этот процесс идёт полным ходом. И нацменские образования внутри РФ, и тем более независимые республики СНГ развивают собственные иерархии, ориентированные на поддержание их культурной основы. И тот факт, что даже в Москве все дела относительно кавказцев и азиатов решаются через глав их диаспор, указывает на немалое значение этого процесса. Можно возразить, что нацменские иерархии целенаправленно поддерживаются государством РФ, власти которого намеренно решают подобные проблемы путём договора с элитами вместо того, чтобы действовать в правовом поле. Но это не отменяет наличия этих элит как таковых и наличия у них реального авторитета в среде своих соплеменников, которые, в свою очередь, целенаправленно стремятся к сохранению своих элит.

Если мы хотим, чтобы нас перестали «дёргать за шарниры» и использовать в качестве декорации к спектаклям закулисных кукловодов, нам необходимо учиться понимать и постигать механизмы создания и воспроизводства национальных элит с помощью эффективных социальных иерархий. С чётким понимаем того, какую роль в этом процессе играют межпоколенческие связи и статусные преимущества различных уровней иерархии. От эгалитаристского мышления и прочих демократических инстинктов придётся отказаться.


Возможно, всё изложенное звучит слишком абстрактно, но и для автора этих строк понимание описанных вещей далось тоже не сразу и с некоторым трудом. Хотя этот вопрос в своё время формулировал ещё Иван Ильин. Но практические рецепты в этом отношении смогут дать лишь те специалисты, которые более глубоко изучают процесс создания и воспроизводства элит. А пока что нужно обозначить постановку проблемы, дабы у русских активистов хотя бы шёл процесс её обсуждения.

 

politnotes


Расскажи в социальных сетях:



Какие эмоции у вас вызвала публикация? (УКАЖИТЕ НЕ БОЛЕЕ ДВУХ ВАРИАНТОВ)

Комментариев - 11
Аватар пользователя
Цитата: YAROKOD
Асаруса, как и других русских людей, не страдающих антипутинизмом, почти всех забанили
А злобные ушлёпки здесь шабаш устроили,на сайт заходить противно - детский сад,собачку и ту заразили,уровень мышления как у школоты,хотя почему как.
Аватар пользователя
Цитата: уссатый - полоССАТЫЙ жЫд
Асаруса, как и других русских людей, не страдающих антипутинизмом, почти всех забанили, если их статусы посмотреть.

Но ведь агроруса или какого-нибудь абасруса не банили ещё. Ему-то не привыкать буквами в нике оперировать.
Кому ты тут хуцпу несёшь, путарас? Просто он прошивку меняет - скоро новую методичку притащит, тебя научит. Наверняка её где-нибудь вконтакте тестирует... Так просто вы со своей РАБоты не уходите - вас от сюда только вперёд ногами...
Аватар пользователя
Цитата: Pycka
им чуждо всё Руское, у них сущность змеиная.

Я бы даже сказал - ИМ ЧУЖДО ВСЁ ЖИВОЕ, У НИХ СУЩНОСТЬ ПАРАЗИТИЧЕСКАЯ.
Аватар пользователя
жЫды, вот вы всё серетесь, а прокоментируйте, к примеру видео, по ссылке Эпика:
Цитата: epic72
Уха по жидо-кремлевски
https://youtu.be/4-x3Rpf99Gg

Только не баянами из методичек, типа "АНТИПУТИГАСТЫ" и "ГУСОФОБЫ", а с творческим подходом и разумно.
Или матроскин боится лишнего на пейсать, за что будет хозями в собственную савнину натыкан?
Вообще, я заметил, что когда коментаторы вытаскивают подобные видео и демативаторы - вы(жЫды) либо "в тряпочку" молчите, либо разводите флуд, оскорбляя коментатора (либо автора статьи). А по существу - сыте что-либо хрюкнуть, ИБО ПРТИВ ПРАВДЫ - НЕТ ПРИЁМА, А ХУЦПУ СЕЙЧАС ВИДНО НЕ ВООРУЖЁННЫМ ГЛАЗОМ!
Аватар пользователя
Цитата: YAROKOD
настаивает на иудейской трактовке истории пребывания Спасителя на Земле.

Да ты чуть ли не в каждой теме палишься!
Как пуйло то - "мы Сирию победили, запад в ступоре!"
Как русские то - смирение и кротость... bad
Явный троллинг по методичке! dealer
Аватар пользователя
Уха по жидо-кремлевски
https://youtu.be/4-x3Rpf99Gg
Аватар пользователя
РНГ может быть только с руским именем. Так и будет. Всё всегда возвращается на круги своя.yes
Аватар пользователя
Цитата: леWit
Ну считать то он явно не умеет,судя по темпераменту - с какого то аула спустился в "русских" поиграть,сибиряк горский.

Не советую путать "темперамент" с "ненавистью к жЫдам" - когда-то это может стоить тебе твоей пархатой жизни.
Аватар пользователя
Цитата: YAROKOD
Злобная девочка "витязь" пездень считает
Ну считать то он явно не умеет,судя по темпераменту - с какого то аула спустился в "русских" поиграть,сибиряк горский.
Аватар пользователя
Цитата: уссатый - полоССАТЫЙ
Злобная девочка "витязь" пездень считает что именно там источник терпения и смирения?

Животное, ты всё со своей хуцпой лезешь. Ты думаешь, что кого-то из нас "зацепишь"? Тогда ты полный ДЯТЕЛ. Вон - пендальф тоже самое пытался сделать - и свалил (а ты ему в подмётки не годишься). Рано ты из-под его крыла вылез. Он к стате на ютубе себя Русом Родновером.3 величает (по крайней мере неделю назад). Тоже меняя лики и строя диалоги с самим собой - обвинял многих в клоноводстве. Но он это делал хитрее.
А ты, ничтожество слабоумное - ТУПИШЬ! Услышал звон, но не знает - где он.
Так что - заткни пасть, потому, как, когда ты её разеваешь - льётся ЛОЖЬ, при чём очень и очень ТУПОРЫЛАЯ! С пендальфом было интересней и забавней!
Аватар пользователя
Цитата: YAROKOD
Землю унаследуют кроткие - терпеливые и смиренные - как любящие родители,

crazy
Так вот и СМИРИСЬ с местной реальностью! Куле ты тут проповедуешь, демонстрируя паранойю мессианства?
Тебе уже всю жопу все щёки отбили, а ты подставляться чёто не хочешь?
Покажи пример - взберись сам на крест да и распни себя НАХ!!!! Зато земля ТВОЯ будет, во веки веков, аминь.... dealer
Информация
Важная информация для новых (не зарегистрированных) посетителей

Если вы впервые на сайте то вам необходимо:


Если ранее вы были зарегистрированы в социальных сервисах то вам необходимо:


Если вы зарегистрированы на сайте то: