Каждый из вас есть спаситель Отечества…

Когда закончилась Отечественная война 1812 года? Когда отмечать день победы в той войне? Однозначного ответа нет. Царский манифест об изгнании захватчиков за пределы Отечества вышел под Рождество: «Сам гордый повелитель и предводитель их едва с главнейшими чиновниками своими отселе ускакать мог, растеряв всё своё воинство и все привезённые с собою пушки, которые более тысячи, не считая зарытых и потопленных им, отбиты у него и находятся в руках наших.

Зрелище погибели войск его невероятно! Едва можно собственным глазам своим поверить. Кто мог сие сделать? Не отнимая достойной славы ни у главнокомандующего над войсками нашими знаменитого полководца, принёсшего бессмертные Отечеству заслуги; ни у других искусных и мужественных вождей и военачальников, ознаменовавших себя рвением и усердием; ни вообще у сего храброго нашего воинства, можем сказать, что содеянное ими есть превыше сил человеческих».

ЗДЕСЬ ВИДНА рука царского секретаря, талантливого литератора, истинного патриота адмирала А.С. Шишкова!

Но, как известно, война на этом не закончилась. В декабре мы отмечаем двухсотлетие изгнания захватчиков с Русской земли — и это славный праздник. Отмечаем победное окончание кампании 1812 года. Но — не окончание войны! Двухсотлетие победы в войне мы отметим через два года — 30 марта 2014 года. Обратите внимание, наши власти умалчивают о русских победах 1813—1814 годов, а ведь во всех сражениях тех кампаний решающее слово оставалось за русской армией. Но мы отдаём инициативу англичанам и немцам, которые будут в 2015 году широко отмечать юбилей победы при Ватерлоо, как будто именно она была решающим событием наполеоновских войн. Нет! «Великую армию» уничтожили русские — и победным рубежом стал парижский март 1814-го. Позднейшие старания Наполеона были агонией, не более. Наши политики задним числом «сдают» победу ретивым союзникам, которые на поле боя вели себя куда скромнее, чем при делёжке политических трофеев.

Словом, осенью 1812-го было принято решение сражаться с Наполеоном до конца — до полного уничтожения этого «возмутителя спокойствия». И в 1813 году состоятся крупнейшие сражения, великие битвы под Лейпцигом и Дрезденом. А весной 1814-го русская армия с боями пробьётся к Парижу и триумфальным маршем войдёт во французскую столицу. Так решилась судьба Европы.

Но вернёмся к первым числам декабря, к началу заключительного этапа кампании 1812 года.

Наполеон уже потерял больше половины армии: убитые, умершие от голода и болезней, дезертиры… Но в его власти в пределах России оставались серьёзные силы, которые пополнились свежими войсками из Польши. 70 тысяч в корпусах Макдональда, Шварценберга и Ренье, около 38 тысяч в корпусе Ожеро, 45 тысяч в непосредственной команде Бонапарта. Правда, среди них было до 35 тысяч отставших, чья судьба не без оснований вызывала беспокойство французских полководцев. Французы отступали к Литве. Там они надеялись обрести комфортный тыл. Литовских съестных припасов должно было хватить на три месяца. Там же ожидали французов богатые оружейные склады.

Русские войска, теснившие французов, получили небольшое (на 10—15 процентов) численное превосходство и серьёзное преимущество в физическом состоянии армии. Адмиралу Чичагову (который, как считали в армии, не лучшим образом проявил себя на суше) было поручено преследовать противника по пятам. Важную роль должна была сыграть казачья кавалерия Платова. Священный долг казаков — обгонять неприятеля и атаковать его «в голове и во фланге колонн». Казаки в последние месяцы кампании проявили себя во всей красе.

Чичагов и Платов нанесли несколько чувствительных ударов по арьергарду «Великой армии». После нескольких сражений практически перестали существовать корпуса генерала Вреде и маршала Виктора.

Адмирал Чичагов неотвратимо, хотя и не без промедлений, преследовал врага по дороге от Зембина на Камень к Плещеницам. В те дни, как никогда, ощущалось моральное и физическое превосходство русских войск. Измождённая русская армия стремилась окончательно изгнать врага за пределы империи.

5 декабря (по новому стилю) Наполеон прибыл в Сморгонь — и этот белорусский городок навсегда останется в истории войн. Здесь он принял решение спешно отправляться в Париж, передав командование Мюрату. Он не собирался погибать вместе с армией: в Париже император намеревался напомнить всему миру о своей власти. В Сморгони он обратился с речью к маршалам: «Оставляю вас, чтобы привести триста тысяч солдат. Необходимо стать в такое положение, чтобы мы могли вести вторую кампанию, потому что первая война не кончилась одной кампанией». Из Сморгони Наполеон помчался в карете на полозьях в сопровождении небольшого конвоя и через две недели был в Париже. А в белорусский городок через день ворвались русские войска…

Вскоре там была устроена ставка Кутузова. Здесь Михаил Илларионович ждал вестей из Вильно.

Император принял меры, чтобы на несколько дней сохранить свой побег в тайне. Но весть об отъезде Наполеона быстро распространилась и по захватнической, и по русской армии. Священники говорили об этом в проповедях. И русские, и французы оценивали новый манёвр великого полководца как позорный побег. «Он оставил армию, как в Египте. Вверил нас авантюристу» — так в те дни многие французские офицеры оценивали своих кумиров — Наполеона и Мюрата. Оба запятнали свою репутацию.

Так уж вышло: имя самого тяжёлого поражения Наполеона — Сморгонь. Но, оставив ошмётки армии в негостеприимной России, он выбрал меньшее из зол. Гибель или плен в России не входили в его планы, а рисковать приходилось ежедневно. Кавалерия Дениса Давыдова влетела в Сморгонь через 35 часов после отбытия Наполеона. Император Франции находился на волосок от гибели.

Отдадим должное героям-освободителям, преследовавшим «Великую армию».

Широко известная легенда гласит, что Платов намеревался отдать в жёны свою красавицу-дочь Марию тому казаку, который пленит Наполеона. Такой эмоциональный всплеск был характерен для Платова; подобно Суворову, атаман понимал, что такое крылатое острое словцо, объединяющее войска, вселяющее веру в полководца. Он понимал агитационную важность фольклора и был в известной степени артистом.

За подвиги в деле изгнания Наполеона из России Платов получает графский титул с девизом «За верность, храбрость и неутомимые труды». Царский указ, по ходатайству Кутузова, был подписан по старому стилю 29 октября 1812 года.

Платов давно мечтал об этой почести и, по признанию Ермолова, не раз командующие подстёгивали шестидесятилетнего атамана к активным действиям, напоминая о желанной награде, о титуле. Кутузов написал Платову ласковое письмо: «Чего мне хотелось, то Бог и государь исполнили, я вас вижу графом Российской империи. Дружба моя с вами от 73-го году никогда не изменялась, и всё то, что ныне и впредь вам случится приятного, я в том участвую». На радостях Платов громит 30-тысячный корпус французов под Вильно, захватив богатую добычу: обоз, кишащий золотом и серебром. Трофеи казаки передали на украшение Казанского собора в Петербурге. Серебряные евангелисты были изваяны именно из этого, платовского, серебра.

В Ковно, обойдя армию Нея по неманскому льду, казаки бросились в победную атаку. Раненый маршал Ней чудом спасся от плена.

Но Платов знал, что нельзя бездумно «загонять» войска в азарте преследования. К тому же у казака не сложилось добрых отношений с адмиралом Чичаговым, который руководил операциями. Он требовал отдыха, удобно устроившись в Ковно:

«В донских полках после беспрерывного денно и ночно преследования неприятеля чрез полуторамесячное время не более осталось казаков, как в лучшем полку полтораста человек, на таких лошадях, кои могут ещё, хотя с трудностию, действовать, впрочем, сделалось много казаков больных разными болезнями, ознобивших ноги в бывшие сильные морозы, в которые я, не смотря ни на что, старался давить неприятеля, — и не мало осталось их за усталью лошадей, которые хотя и собираются к полкам, но всё ещё не все собрались, на что потребно время ежели не более, то по крайней мере неделя».

Было и ещё одно обстоятельство: в Ковно ожидали императора. Новоявленный граф был опытным царедворцем, он не без оснований ожидал новых наград, для которых следует почаще попадаться на глаза государю. Платов свои награды заслужил, ордена и титулы его нашли. А что же фельдмаршал?

В истории остался слух, который и в наше время будоражит умы: «Кутузов был противником продолжения войны после изгнания «Великой армии» за пределы России и даже саботировал наступательные приказы императора». В этом тезисе — лишь доля истины, а правда, как это нередко случается, гораздо сложнее, многограннее. Михаил Илларионович опасался, что в кампании 1813-го русские станут «пушечным мясом» для германских аристократов и английских дипломатов… Такое не раз бывало в истории XVIII века.

Широко известно высказывание Кутузова, которое относится ещё к 1807 году: «Ты думаешь только о пользе Англии, а по мне, если этот остров сегодня пойдёт на дно моря, я не охну». На резкие оценки европейских захребетников Михаил Илларионович не скупился и в 1812 году. В декабре 1812-го главной задачей, ежедневной заботой русского главнокомандуюшего было привлечение прусской армии к войне против Наполеона. Для достижения этой цели он не жалел средств — и убеждал, и угрожал. Освобождать Пруссию без активного (не имитационного!) участия прусских солдат он не собирался.

Историки будущих времён подтвердили проницательность Кутузова: скажем, великий князь Николай Михайлович (он был знатоком и исследователем эпохи Александра I) признавался, что освобождение Пруссии не принесло России заслуженных политических дивидендов… Во всех крупных сражениях 1813—1814 годов со стороны союзников русских войск (а следовательно, и потерь) насчитывалось не менее 50 процентов, а нередко — более 75… Кутузов не дожил до тех сражений, но его такое соотношение не устроило бы. В то же время Михаил Илларионович понимал, что война не окончена. Он знал суворовский принцип: «Недорубленный лес снова вырастает». Знал фантастическое умение Наполеона (великого мобилизатора!) из ничего сколачивать армии. Кутузов понимал: Наполеон способен оправиться от русского удара и снова угрожать нашему Отечеству. Так оно и вышло: весной 1813-го французский император снова располагал грозной армией. Новые столкновения с войсками честолюбивого корсиканца Кутузов предвидел и понимал, что необходимо разгромить Наполеона в 1813 году. Но к новому походу он намеревался подготовиться основательно — и в военном, и в политическом смысле, чтобы сберечь армию, чтобы избежать больших потерь.

Несмотря на новые заботы, в декабре 1812-го фельдмаршал имел право праздновать победу. Россия спасена, а его миссия оказалась успешной. Чего ещё желать?

21 декабря 1812 года в Вильно Кутузов подписывает главный документ в своей жизни — приказ по армии:

«Храбрые и победоносные войска! Наконец вы на границах Империи, каждый из вас есть спаситель Отечества. Россия приветствует вас сим именем. Стремительное преследование неприятеля и необыкновенные труды, подъятые вами в сём быстром походе, изумляют все народы и приносят вам бессмертную славу. Не было ещё примера столь блистательных побед. Два месяца сряду рука ваша каждодневно карала злодеев. Путь их усеян трупами. Токмо в бегстве своём сам вождь их не искал иного, кроме личного спасения. Смерть носилась в рядах неприятельских. Тысячи падали разом и погибали. Не останавливаясь среди геройских подвигов, мы идём теперь далее. Пройдём границы и потщимся довершить поражение неприятеля на собственных полях его. Но не последуем примеру врагов наших в их буйстве и неистовствах, унижающих солдата. Они жгли дома наши, ругались Святынею, и вы видели, как десница Вышнего праведно отметила их нечестие. Будем великодушны, положим различие между врагом и мирным жителем. Справедливость и кротость в обхождении с обывателями покажет им ясно, что не порабощения их и не суетной славы мы желаем, но ищем освободить от бедствия и угнетений даже самые те народы, которые вооружались противу России».

Без преувеличения скажем: в наследии Наполеона столь гуманных приказов вы не найдёте. Кутузов понимал: сейчас война перевалит через границу России. Армию ждут новые лишения, новые кровопролитные сражения. Но опасность уничтожения государства Российского больше не нависала над нами, не сверлила сердце… Россия выстояла! Несгибаемая твёрдость солдат, отвага офицеров, мудрость полководцев — всё это проявилось сполна в затянувшейся, но победной кампании 1812 года.

Ликовал наш старый поэт, отставной министр Гаврила Романович Державин. Летом 1812-го он опасался худшего, кричал об измене во властной стане, а тут наконец-то оттаял душой и написал радостные, боевитые и честные стихи.

За казачью хитрость, сбойство,

Дайте чашу нам вина!

Не правда ли, чем-то это напоминает славную песню «Наш тост»: «Выпьем за армию нашу могучую, выпьем за доблестный флот»? Ликование победителей, отстоявших Родину, — это истинно русская музыка, звучащая во все времена.