Последнее Бирюлёво

 Фантастика. Как будет, если всё так и будет.

 Последнее Бирюлёво. Часть I. Москвабад

Мы с коллегой Липкиндом оставили свои фуры у черногрязского блокпоста. Здесь ситуация более-менее контролировалась, так что за сохранность груза – в случае чего – мы могли не слишком волноваться.
К Москве, сдав паспорта граждан РФ и получив взамен по символическому страховому полису от МАСО, наша группа приближалась на раздолбанном такси.
Напряжённый шофер высадил нас за километр от бывшей МКАД. Запросил, как всегда, много, но получил соразмерно. Мы с Липкиндом не туристы – мы дела делаем и меру знаем.
- Прадед мой фронтовым шофёром был, - зачем-то сказал бомбила на прощание и дал по газам.
Мы огляделись – Химки как были полустанком на подходе к столице, так им и остались. Руины «Икеи» - незадолго до БП её таки отжали у «иностранных партнёров» и переименовали в «Имран» - намекали на когда-то оживлённую торговую жизнь райцентра. Теперь всё прошло.
Стараясь держаться поближе к остаткам зданий, мы быстро шли, практически бежали, в сторону МКАД. Вскоре дорогу нам преградил человек в камуфляже и новеньких берцах. Равиль – он-то нам и был нужен.
На самом деле, как говорит Липкинд, никакой он не Равиль. Так – Лев. Но в современной Москве выгодней быть Равилем, чем Львом. Почти все липкиндовские родные-близкие, оставшиеся в мегаполисе, за последний год переименовались. О тех, кто не успел, приходят плохие вести. По крайней мере, Липкинд на это жаловался.
Равиль не стал размениваться на рукопожатья, а скупо кивнул в сторону заброшенного поста ГИБДД. Двигаться здесь нужно было ещё бодрее, во избежание непоправимой очереди из автомата.
Равиль быстро побежал впереди, мы следовали сзади. Преодолев открытое пространство, взмокший проводник остановился в деревьях и поморщился - мозоли. Не было у нашего провожатого специального раба для разнашивания обуви – не заработал ещё. Пришлось передохнуть.
Мотоколяска Равиля была запрятана в развалинах бывшего «Ашана», ныне – «Равшана». Густо пахло тухлым мясом.
- Скотомогильник, - пояснил проводник.
Липкинд хмыкнул. И то верно – в былые толерантные времена иудеи даже себе не позволяли так отзываться о мусульманских кладбищах. Но сейчас-то другие деньки наступили – для современного Москвабада свалка трупов на свежем воздухе давно обыденность.
Липкинд нежно, но крепко обнял Равиля за талию, я отчуждённо разместился в коляске драндулета. Погнали.
Путь протекал довольно спокойно – разве что какой-то одинокий экстремист стукнул по нам одиночным из зелёнки Речного вокзала.

**

У ТЦ «Метрополис», что у бывшей станции бывшего метро «Войковская», незадолго до БП переименованной в «Ипатьевскую», пришлось тормознуть.
- Гамарджобат, - гостеприимно выглянул из-за бетонных блоков, на две трети перегораживающих проезжую часть, низкорослый боевик очень плотного телосложения.
Равиль спешился и пожал руку сторожевому, затем показал рукой на нас:
- Бизнес приехал.
- «Релиф», «Мезим»? – спросил грузин.
- Сколько нужно? – деловито поинтересовался Липкинд.
- Ящик того, ящик того.
Липкинд кивнул, зафиксировал заказ в записной книжке и снова вопросительно глянул на боевика. Тот отрицательно покачал головой и отошёл в сторону.
- Доставка послезавтра, прайс тот же, - уточнил Липкинд.
- Гмадлобт, - кивнул грузин.
Равиль аккуратно миновал заграждение и ускорился.

**

Наша следующая остановка в районе, ранее известном как Сокол, оказалась не столь краткой.
Равиль прижался к обочине близ остова института Гидропроекта:
- Дальше пешком.
- Почему? – удивился Липкинд. Раньше мы спокойно доезжали прямо до посёлка художников.
- Распоряжение местного имама, дальше грязные неверные животные ходят ногами, - пожал плечами провожатый.
Но не успел Липкинд вздохнуть от неожиданного огорчения, как с бывшей улицы Алабяна, ныне проспекта Бараева, аппетитно качнув бортами в повороте, вылетела «Шевроле Тахо». «Ваха» - прочитал я на двери вместо названия модели, когда махина резко остановилась рядом с нами.
Стекло левой пассажирской двери плавно опустилось, из сумрака салона показалась наглая бородатая морда.
- Почему без машины? – полуглумливо, полувежливо поинтересовалась она.
- Не положено. Азохен вей, я еврей, - пошутил Липкинд.
- Йопта нах, я вайнах, - в тон ему ответил Шамиль, давний знакомый моего коллеги. Ну как – давний – четыре года назад мы вели переговоры с его предшественником, покойным Салманом. Летит время.
Двери распахнулись, я и Липкинд легко поместились в утробе «Шевроле». Равиль остался скучать у своего средства передвижения.
- Как бизнес? – Шамиль цепко всматривался в выражение лица приятеля.
- Худо-бедно, - Липкинд был непроницаем.
- Это хорошо, - чуть невпопад ответил чеченец. – Приехали.
Мы вышли из внедорожника прямо в толпу вооружённых головорезов, собравшуюся у полевой кухни. Пахло жижиг-галнышками.
Мы вежливо отказались от угощения и огляделись. Недалеко валялось какое-то тело с перерезанным горлом.
- Это я его, - поделился рядом стоящий юнец. – Вторгся на территорию сокольской Ичкерии.
- С территории хорошёвской Ичкерии, - уточнил Шамиль. – Эти собаки из тейпа Бухой совсем страх потеряли.
- Итак, приступим, - Липкинд не стал давать оценку обострившемуся противостоянию и достал перечень имеющихся у нас товаров. Шамиль технично перехватил бумажку и стал диктовать заказ.
- Сто двадцать банок ставропольской тушёнки, двадцать банок краснодарской томатной пасты, тридцать полторашек ессентуков номер четыре, картошки тамбовской полтонны. Пока хватит.
- Есть одна ретро-вещица – каталог «Чеченавто», - услужливо подсказал Липкинд. Шамиль даже не улыбнулся:
- Мы без комплексов – зарежем на раз.
- Извини мою бестактность, - Липкинд понимающе поднял руки ладошками вверх.
Головорезы засуетились – приближалось время намаза. Шамиль что-то крикнул Вахе, мы пообещали всё доставить послезавтра и были отвезены обратно к Равилю. День только начинался.

**

Над прохладным утренним Москвабадом вольно растекались призывные крики муэдзинов. То тут, то там среди аварийных домов мелькали группки правоверных. Равиль инстинктивно пригибался к рулю, воодушевлённый же последней сделкой Липкинд, напротив, принимал воинственный вид.
- А ведь в этот день много-много лет назад наши герои показали себя в Дейр-Ясине. Спасибо деду за те рейды! – кричал мой коллега, уверенный в том, что его никто не слышит. И то – надрывный пердёж маломощного движка спасал наши жизни.
Но на подъезде к Отрадному расчётливый Липкинд затих и сосредоточился.
Представительная делегация ожидала нас в кафешке «Ласковый Ярдям».
- Мир вам, - приветствовал собравшихся Липкинд. Главный кивнул на стул чуть поодаль от общего стола. Липкинд понимающе присел и приготовился записывать. Подававшие еду женщины недружелюбно косились на еврея и любопытно поглядывали на меня.
Имам-хатыб положил перед собой список покупок и начал диктовать, периодически поправляясь: этого не надо, а это добавь, этого побольше, а этого поменьше. Мой коллега молча фиксировал заказ, но икры его подёргивались, что свидетельствовало о крайнем раздражении. Один из крупнейших москвабадских клиентов снова оказался не слишком готов к общению с посредниками, чьё время было дорого.
Наконец, диктант подошёл к концу. Главный нарочито левой рукой кинул в сторону Липкинда пачку денег на накладные расходы. Еврей ловко подхватил бабки на лету и, встав с сиденья, оказался нос к носу с приближённым имам-хатыба. Тот, тайком засунув бумажку в карман делового партнёра уммы, еле слышно прошептал:
- Это личное распоряжение.
Коллега кивнул и немедленно двинулся к выходу, не оглядываясь. «Бача бази», - как всегда кратко значилось в бумажке.
- Жрёт, он их, что ли? – риторически поинтересовался Липкинд за дверью.
- Не жрёт, - предположил я.

**

По бывшей Алтушке (ныне - Али ибн Абу Талиб ибн Абд-аль-Муталлиб ибн Хашим ибн Абд-аль-Манафское шоссе) вырулив на бывшую улицу комбрига Орлова (ныне – проспект Героев сумгаитского погрома), мы постарались вспомнить географию ушедшего города.
- Там должен быть ипподром, - указала направо Липкинд.
- Колбасный цех, - хохотнул Равиль.
- Вон, башня ещё не упала, - кивнул я налево.
- Гордость ислама, самый высокий в мире минарет, - охотно пояснил наш провожатый.
- И что, муэдзин на нём даже есть? – удивился я.
- Обижаешь! Конечно, есть. Электричества нет – так орёт.
Руины телецентра – я про это слышал, а потом и Равиль подтвердил - остаются до сих пор необитаемыми. Рискнувшие там пожить убегали оттуда и рассказывали, насколько гнетущая в «Останкине» атмосфера. Да и призраки, по слухам, нередки: их ещё вульфами прозвали.
Вдоль Огородной промелькнули мёртвые здания когда-то гремевших на всю страну производств.
- Знатные баранки делали, - вздохнул Липкинд.
- Пиво, пиво, - напомнил я. Липкинд вздохнул ещё горше.
- Пельмени ещё, - напомнил Равиль. Как будто мы могли это забыть.

**

На кольце сделали санитарную остановку. Пока Липкинд срал, я отдал дань памяти нескольким уцелевшим могилам на Миусском. Татарского еле нашёл – после того, как в Москвабаде изменились порядки, всё связанное с богомерзким кино и тем более мультиками было уничтожено.
- Киру Булычёву такое и не снилось, - догадался о моих размышлениях Липкинд, невдалеке хлопающий себя по карманам в поисках подтирки.
От ближайшего памятника с противным звуком отскочила пуля. Я поспешил уткнуться носом в ближайший могильный холмик.
- Бокер тов! – внезапно заголосил Липкинд. – Ма нишма? Шми Липкинд!
Как оказалось, плохие новости относятся не ко всем соплеменникам моего коллеги. Совсем не ко всем.
- Рак дака, - попросил минутку обождать невидимый стрелок. Затем, очевидно, начал изучать нас в прицел.
- Шалом, Липкинд, - вскоре продолжил он. – Ма шломха?
- Тода раба, бэсэдэр, - заулыбался Липкинд и пояснил вполголоса. – Друзья из центра имени Вайсберга.
- Барух аба, Липкинд им гоим! – ответил нам знакомец моего коллеги.
- Можно идти, - передал смысл Липкинд и повлёк меня к притаившейся за кладбищем тачке Равиля.

**

Их, конечно, было немного, но чувствовали они себя в Москвабаде довольно уверенно. Объявив окрестности второго Вышеславцева переулка «Маленьким Израилем», евреи занялись тем, что стали – вернее, продолжили – давать деньги в долг населению мегаполиса. Филиалы банка «Еврокредит» работали повсеместно.
Конфликты же – куда без них в наше суетливое время - или прямые наезды на богатый анклав в Марьиной Роще часто решались с помощью авиации НАТО, оперативно прилетавшей на выручку с многочисленных российских баз.
- Эта ханука будет вечной, - улыбался Липкинд. – Чего-то я проголодался.
Равиль послушно тормознул у «Макдоналдса» на бывшей Пушкинской площади. Бывшего «Макдоналдса» - жёлтая «М» была кое-как переделана в две «А». Заведение называлось «Акбар’с».
Было малолюдно. Разве что за одним из столов на улице сидели и косились на нас четыре каких-то ваххабита.
Внутри подавали шаурму.
- Дайте две! – жизнерадостно воскликнул Липкинд.
Кассир посмотрел на него, как на говно, перевёл взгляд на меня, затем посмотрел на Равиля.
- Касса озод! – воскликнул работник, узнав в нашем гиде единоверца.
- Инро мегирам, - ответил привычный Равиль.
- Рахмат, - добавил он, когда шаурма была нам подана.
- Иштияхои том, - улыбнулся ему кассир.
Мы решили перекусить, не выходя на улицу. По замусоренной площади изредка быстрым шагом проходили группы вооружённых мужчин. Где-то завязалась ленивая перестрелка.
- Давно они такие недружелюбные? – тихо поинтересовался Липкинд.
Равиль хмыкнул.

**

Дальше, по Тверской и в сторону Варшавки, наш путь лежал в бывшее Зюзино (ныне Цзюцзян) – предстояли переговоры с китайцами. Пока добирались, Равиль рассказывал о случившихся в городе изменениях.
Вот москвабадский акимат. Но он ничего не решает – решают те, кто на местах рулит. Но они, кто на местах, долю малую акимату отстёгивают – так исторически сложилось. Что за памятник напротив? Батый. Поставили за героизм, проявленный в 1238 году.
А вот, если смотреть через площадь Фанатов-Экстремистов, сад увеселений имени Тарамова. Здесь стритрейсеры собираются.
А вот, чуть не проехали, пропагандистский факультет Москвабадской духовной академии, филиала Эр-Риядского университета. Ломоносова сломали, как видите, - Айтматова поставили. Он тоже от воспаления лёгких умер.
Это у нас библиотека – Евразийское собрание сочинений. Богословие, врачевание, география, математика. Всё самое современное и передовое.
Там вон, на острове, «Зелёная миля». Самый престижный квартал, вы же понимаете.
А здесь поаккуратнее надо быть, пригнитесь. Замоскворечье – окраина, места дикие.
- Башни не видно, - заметил я отсутствие шуховского строения, когда мы по Мытной объезжали разбитую в хлам Люсиновскую.
- А и не должно быть видно, - рассудительно заметил наш провожатый. – Её на Украину продали как лом.

**

- Тохта! Тохта! – пыталась нам преградить дорогу у стадиона «Труд» парочка узкоглазых. Равиль молча дал по газам. Сзади ударил автомат – и сразу крик. Я обернулся: один из постовых, толком не вскинув ствол, неловко зацепил очередью напарника и сейчас склонился над корчащимся на асфальте трассы телом.
- Токто! Токто! – продолжили чуть дальше по Варшавке.
- Кыргызбыз! – закричал Равиль в ответ.
- Кыргыз?! – озадачились оппоненты. Наша перделка беспрепятственно проследовала мимо. Стрелять никто не стал – похоже, осмысливали, кто здесь на самом деле «быз».
Скорость, которую держал Равиль, позволяла не только относительно спокойно себя чувствовать, зная, что снайперы в Москвабаде никогда не спят, но и предаваться воспоминаниям.
Бывший офис «МММ» - ныне центр вербовки в бригады Мучеников Муслима Магомаева. Бывший «Ферейн» - ныне героиноразвесочная фабрика. Бывшие Варшавские бани – касса при фабрике. А вот и бывший «Шалом»… Где-то здесь он был.
- Прекрасненький холокост еврейской интеллигенции может получиться. Зверства и тысячи жертв, безнаказанные убийства и миллионы трупов, - начал строить планы Липкинд. – Виновные будут назначены и не расплатятся.
- Театр на гастроли успел уехать, - подсказал Равиль. – Никого не тронули.
- Это несущественно, - отмахнулся мой коллега. – Всё равно назначим холокост.
Наконец, свернули на Чонгарский. Начиналась территория наших клиентов – несусветная грязь и вывески на китайском. Многочисленные прохожие провожали нас взглядами – ну, насколько можно было понять.
В «Севастополе» ждали. Общаться пришлось через переводчика, но не слишком удачно – тот тоже был китайцем. В итоге, стороны ограничились кратким обменом любезностями и документами. Мы получили список требуемого, сами передали записку с желаемой суммой. В Цзюцзяне всё жёстко: никакой предоплаты, расчёт строго по получению. Хорошо, хоть накрутки проходят, а то мы бы сюда и не попёрлись.
- Водка, кофое, мсяо, рыьа, лечение секса, патроны пулей. Так, с последним не прокатит. Питание детей, деревяние ящики, бритфы, - пробегался по названиям Липкинд. - Ябпоки. Зачем им яблоки?
Равиль резко остановился.

**

- Туда не едь, едь там, - пояснил нам подошедший китаец в армейской каске.
- Хорошо, - не спорил Равиль. – А что туда? – наш гид пытался говорить просто и понятно.
- Чёрные обезьяны.
Равиль кивнул и свернул на Балаклавский.
- Опять нигерийцы хулиганят, - предположил он.
У КСК «Битца» он притормозил и начал вглядываться в собравшихся у входа в комплекс. Когда кто-то махнул ему рукой, Равиль подъехал поближе.
- Исэнмесез, эфенде, - сказал он мужику более чем среднего возраста.
- Салям. Юлларыгыз у;дымы? – спросил тот.
- Яхшы. Рахмат.
- Мясо берём, да, хорошее мясо, - собеседник Равиля неожиданно переключился на нас. – Сколько нужно?
Липкинд спешился, ловко ухватил татарина за локоток и отвёл в сторонку. Торгаши быстро и негромко заговорили, через полторы минуты хлопнули по рукам и разошлись.
На прощание мужик махнул рукой Равилю, тот вежливо поклонился.
- Мутное племя, но мясо вкусное, - подытожил Липкинд. – Поехали.
- Безгэ Мэскэугэ килегез, - пробормотал Равиль и завёл мотор.

**

На подходе к Севастопольскому пришлось вешать на антенну перделки голубой флажок – с ним было не так смертельно опасно, как без него.
На пересечении с Миклухо-Маклая нас остановила пара живописных негров с автоматами. Они даже в воздух стрельнули для солидности. Один был совсем ещё мальчишка и явно изнемогал под тяжестью оружия.
- Вер ю фром, - старший пристально посмотрел на Равиля.
- Ви ар байерс и селлерс, - не совсем впопад ответил тот.
- Окей. Вот ю хэв? – допрос продолжился в нужном нам русле.
- Мит оф хорс, - нашёлся Липкинд и затем бегло прошёлся по имеющейся в наших фурах номенклатуре. – Тойлет пейпер, кондомс, кэннд мит, элкогол…
Негр покивал, затем достал из кармана камуфлированных штанов мятую визитку и протянул её Липкинду и объяснил:
- Хи из босс, хи ордерс.
Со стороны Варшавки раздалась пальба из чего-то тяжёлого.
- Жёлтые обезьяны, - прокомментировал сквозь зубы старший и уступил нам дорогу.
- Белые обезьяны! – засмеялся нам вслед младший из ниггеров, но сразу заткнулся: по посту откуда-то из парка дали очередь.
Здесь, в Чёрном Москвабаде, вообще было неспокойно. Первое время мы пытались быть в курсе событий и отслеживали появление и распад межплеменных альянсов, но вскоре забросили это дело. Только что мы общались с, вероятно, йоруба. Но кто стрелял по ним – можно было даже не гадать. Игбо, иджо, а то и вовсе ибибио. Мы никогда не узнаем.

**

И вот – Ясенево. Земля древней армянской культуры.
Липкинд заметно оживился. Здесь можно было не только выгодно продать, но и выгодно купить: особенно его интересовал самопальный коньяк, который местное население бодяжило в пантагрюэльских количествах.
Известный теперь по всему Содружеству независимых российских государств брэнд «Шустров» - это, собственно, придумка моего коллеги.
- Закупаешься в Ясеневе по максимуму, купажируешь это месиво, по бутылкам льёшь – и вперёд, - объяснял мне как-то секрет успеха Липкинд.
Сам он «Шустрова» не пил, но для личных нужд брал также продукт айвазовского разлива. У одного проверенного старика – Вагана Петросяна или как его там.
- Сингл хач-молт, - смеялся Липкинд, когда мы находились где-нибудь вдалеке от посторонних ушей.
Армяне таких шуток от своего давнего партнёра никогда не слышали, поэтому всегда принимали его по высшему разряду – в бывшей усадьбе «Ясенево», ныне дворец «Арарат-Ташир».
Переговоры прошли весело, непринуждённо. Хоровац, кюфта, долма, бозбаш – чего только нам не подносили. Липкинд быстро объелся и опять пошёл гадить, а я аккуратно спросил о перспективах Великой Москвабадской Армении.
- Кунам ворот, - рассказал мне сосед по застолью, - азерское зверьё давит. Вчера опять прорывались. А позавчера пытались Степанакерт отбить.
Это они так бывшее болгарское торгпредство называют. А бывший Чешский центр – это теперь Шуши.
- Но мы всё равно лучше, - сосед щедро плеснул себе и мне кизилового арцаха и провозгласил тост. – За победу армянского оружия!
- Баграмян! – поддержал появившийся Липкинд и мигнул: пора двигаться дальше. Собственно, никакой выгоды мой коллега не преследовал – последняя остановка была предназначена лично для меня.
Кто знает, когда бы я снова оказался так близко к местам своего детства.
Это же Москвабад, здесь не угадаешь. Год назад я пытался попасть в город со стороны Мытищ, но чуть не пропал. Платформу Лось и окрестности тогда контролировала удэгейская мафия.

**

- Неконструктивные люди, - Равиль пожал плечами и кивнул на кварталы Бирюлёва, когда мы приближались к ним по бывшей МКАД (ныне - Четвёртый Круг Москвабада).
– Не хотят мирно растворяться в мультикультурном мире. Всё чего-то пыжатся, хохлятся, фашиствуют, - хмельной Липкинд уловил мысль провожатого.
Я промолчал.
У поста ГИБДД – теперь это был весьма укреплённый блокпост, охраняющий подступы, покой и мир, - путь нам преградил массивный шлагбаум.
На дорогу вышел ветхий дед с нечёсаной бородой и с берданкой и чумазый мальчонка лет десяти в огромных резиновых сапогах.
- Это всё? – вслух удивился я кордону.
- Да пошутили мы, - на плечо мне легла ладонь незаметно подошедшего сбоку детины. – Богатый же ведь образ: старый пердун – без обид, Кузьмич…
Дед усмехнулся и начал отклеивать бороду с щёк.
- …И пионер-герой. Сапоги не потеряй.
Паренёк шустро выпрыгнул из великой ему обуви и остался в модных таких кедиках. Бегать удобно.
Я пригляделся к детине. Он пригляделся ко мне.
- Здорово, кореш.
- Михалыч! – припомнил я старого приятеля, с которым вместе прошли детский садик, школу и первые годы москвабадского беспредела. Четыре зимы не виделись, а Михалыч изменился – размордел, зарумянился, одет в чистое. Не то, что в партизанское время.
Липкинд, конечно, заскучал. Ловить ему здесь было нечего: это он из мутной водицы может золотой унитаз достать, а здесь дело другое – чистая здесь вода, похоже, теперь.

**

- Как-то непривычно, - поделился я первыми ощущениями с корешем. На улицах ни соринки, деревья везде – зелёный район, в привычном понимании слова «зелёный». Парочки неспешно прогуливаются, детвора бегает. Ну, мелькнёт иногда камуфляж – и это всё упоминание об осаде.
- Ты просто забыл, как раньше было, до беспредела, - потрепал меня Михалыч по плечу. – А сейчас всё вернулось. Мы и церковь заново освятили. И кладбище вернули к жизни. Если так можно выразиться. Да и вообще – работает у нас всё. Мусор жгём постоянно, как только на нас кто-то наваливается. Ну и так – чисто для себя: колбасы делаем, хлеб печём. Наши бутерброды далеко славятся. Медовуху варим, кстати.
С этими словами мы зашли в подъезд, где квартира Михалыча. Стены покрашены. Но я не забывал никогда, как молодёжь отвоёвывала свой район, улицу за улицей, комнату за комнатой от пришлого элемента. Как освободителей тогда не называли в конфедерации: и скинхеды, и убийцы таджикских девочек, и гонители кавказских мальчиков. Эта резня вошла в историю как бирюлёвское чаепитие. Ну да что теперь – было и прошло.
- А на востоке как дела? – поинтересовался я.
- Ну, Восточное Бирюлёво теперь полностью наше. В дендропарке лосей разводим, яблочные сады Загорья опять цветут и плодоносят. Если так можно выразиться. Случаются иногда эксцессы, но в целом грех жаловаться…
Пока жена и дочери Михалыча накрывали стол, мы прошли в его светёлку.
- Иди в жопу со своей светёлкой, это штаб, - поправил Михалыч.
Почти всю стену занимала карта Москвабада. В своём овальном виде, без Сосенок и Филимонок. При взгляде на неё всё было понятно: где какой оккупант сидит. Лишь внизу карты виднелся очерченный красным маленький овал.
- От ручья Царицына и до Покровского всё здесь русское и всё московское, - распевно произнёс Михалыч и медленно очертил пальцем Бирюлёво.
За ужином засиделись дотемна. Я бы остался, да и Михалыч предлагал, но бизнес есть бизнес.
- Шекелю не прикажешь, - сказал бы Липкинд в другом месте. А в Бирюлёве промолчал.
Долгие проводы – лишние слёзы. Шлагбаум поднялся. У фур мы будем в лучшем случае часов через шесть. Время поджимало – в Центре ждали моего отчёта.

Последнее Бирюлёво. Часть II. На дальних рубежах

Группа выдвинулась в четыре утра.
- Знают турки нас и шведы, и про нас известен свет, - вполголоса затянул Красный.
- Отставить. Демаскируешь, - чуть помедлив, приказал Белый.
Синий промолчал. Было не до разговоров – за его плечами громоздился рюкзак, набитый плотнее, чем вещмешки напарников. А что поделать? Сам виноват – нефиг было тяжёлой атлетикой, боксом и регби заниматься, когда кореша бухали и деградировали. Корешей, правда, вырезали во время установления москвабадского халифата…
Задумавшийся богатырь упёрся грудью в затылок Белого - тот стоял, предостерегающе подняв кулак вверх. Извиняясь, Синий вздохнул и едва не сбил могучим потоком воздуха подвёрнутую балаклаву с головы командира. Белый только покачал кулаком, сместив его к носу бойца. Красный в это время бесшумно скользил вдоль руин дома 8 корпус 1 по Ясеневой улице.
Первая линия бирюлёвских сторожевых постов, скрытно расположенных по Язвенке, наверное, уже и видеть перестала группу в свою оптику. Теперь надо быть ещё бдительней.
Через непродолжительное время из предрассветного мрака – «Ante lucem», как всегда в такую минуту, беззвучно прошептал Белый – раздалось мяуканье.
- Кошька, кошька, иди суда, дай лапу, - сказал кто-то нетрезвый. В сторону говорившего метнулась крупная тень, завязалась беззвучная борьба, а буквально через десять секунд мяуканье возобновилось. Белый опустил кулак и ускорился в сторону животных звуков. Синий поспешил следом.
- Всякий раз на Мурзика ведутся, - встретил братьев по оружию Красный, известный своей виртуозной имитацией. Особенно ему удавались страстные крики возбуждённой ослицы. Сколько аульских новобранцев пало жертвой этой приманки!
На сей раз умение Красного помогло выявить и уничтожить заставу из трёх уроженцев – Белый долю секунды посветил фонариком на трупы – Хивы, точно не Самарканда.
Командир для порядку нахмурился – такая активность не была предусмотрена планом работы группы – и жестом распорядился продолжить движение. Красный на прощание заминировал один из трупов РГН, игриво мяукнул и, быстренько обогнув неспешного Синего, снова скрылся в темноте.

**

- Киф аль-халь? Киф а-саха? – шейх, очевидно жаждущий общения, тормознул Самира за одежду при выходе из Влахернской мечети. Араб не суетился и был расслаблен – похоже, «как дела» и «как здоровье» давнего знакомца интересовали его в самом невинном смысле.
- Ана мустаажиль, - Самир сказался спешащим и вежливо вытянул свой рукав из пальцев собеседника.
- Маалеш, – араб не обиделся.
- Шукран, - коротко поблагодарил Самир. На том и расстались.
Время поджимало, поэтому Самир решил добежать до Люблина на своих двоих, через парк. Фирма «Хадж-такси», официальный перевозчик при мечети, конечно, обещала в рекламе доставлять клиентов вовремя, но бородатые водилы раз из раза опаздывали и вяло оправдывались давно обрыдшей «иншаллой».
Путь, понятно, лежал мимо Кузьминских прудов. Местная легенда утверждала, что вода в них не замерзает из-за крови мучеников, пролитой в дни выхино-вешняковской междоусобицы, но правда была гораздо более прозаичной – на задах мечети из метанола разливали водку для поставок в отдалённые районы Москвабада и периодически допускали утечку жидкости в водоём. Но нет худа без добра – марка «Кузьминский прудовой стеклоомыватель» прославилась далеко за пределами мегаполиса.
Зажав нос, Самир пробежал по мостку и, почувствовав азарт марафонца, быстро достиг бывшей Ставропольской улицы (ныне – проспект Хлопонина).
«И не запыхался», - порадовался бегун.
- Ле, брат, - окликнули Самира из полуоткрытого окна наглухо затонированной, лежащей на пузе «Приоры». – Куда везти?
«Не, всё-таки запыхался», - спортсмену пришлось перевести дух перед тем, как ответить бомбиле.
- За мост, на Борисовские, - наконец, назвал пункт назначения Самир.
- Э, там опасно, брат, - явно испугался приоровод, однако увидел в ладони пассажира сто саудовских риалов и призвал на помощь всё своё мужество. - Едем! Но я тебя до моста высажу.
- Тогда так, - Самир убрал в карман сотку и, показав бомбиле полтинник, сел на заднее сиденье. Там его ждали…

**

Покинув Ясеневую, группа быстро, насколько позволял груз, продвигалась по направлению к Шипиловской улице. Сзади прозвучал взрыв – кто-то любопытный нашёл сюрприз от Красного.
- Шустрее, - скомандовал Белый, опасаясь, что местность растревожится.
Но было тихо – новое население Орехова-Борисова не имело привычки просыпаться рано. Жизнь здесь начиналась ближе к полудню, когда на улицы выползали мужчины. Наиболее отважные из мужчин – район пользовался у уммы дурной репутацией из-за активных здесь партизанских отрядов.
Последние были настолько сильны, что любые попытки учредить таки на территории Орехова-Борисова мечеть или хотя бы молельный зал, оборачивались большими неприятностями для приезжих. И свадеб уже не праздновали – боялись огнемётов, неизвестно откуда появившихся у гяуров.
Весь Москвабад зашёлся в ужасе, когда год назад на масленичной неделе двое отчаянных ореховских пацанов, приговаривая «Гори, гори ясно!», нахрен выжгли весь первый этаж бывшего АТЦ «Москва» (потом – АТЦ «Москва-Юрт», ныне – заброшенное здание), где гуляли два породнившихся клана – один из Джизака, другой из Хорезма. Не ушёл никто, кроме пацанов…
Каширку группа пересекла по полузаваленному подземному переходу, распугав кучку опустившихся люли. Эти среднеазиатские цыгане и так не фонтан, а здесь окончательно приняли животный облик. Красный, который шёл впереди, даже пнуть побрезговал замешкавшееся существо, только хрюкнул искусно вслед.
- Харам! – отчего-то проблеял люли и скрылся за бывшими стеклянными дверями бывшего метро.
- Доброе утро, - несколько крепких ребят перегородили путь группе, как только та стремительным броском преодолела открытое пространство и оказалась на Генерала Белова.
Светало.

**

- Бензин нынче дорог, - приговаривал Никитос, разливая самодельный напалм по водочным бутылкам.
- Не ной, - держался бодрячком Дэн, но тоже поглядывал, чтоб ни капли мимо.
В качестве фитиля были использованы последние чистые носки – неделю парни для конспирации сидели в Лосином острове и обносились. Ну да, ну да, горлышки можно было и грязными заткнуть, но неприятно как-то в руках держать станет этот коктейль. Да и не душевно – водочную и грязными.
Заготовлен был почти ящик, а канистра всё не кончалась. Остатки было решено припрятать до лучших времён. Если они, конечно, наступят. Звёзды, там, сложатся или всё пройдёт как по маслу. В их случае – моторному, что в напалме.
Солнышко выглянуло из-за горизонта и, если б обратило внимание, то заметило бы Никитоса и Дэна заныкавшимися за переполненными мусорными баками напротив одного дома на Открытом шоссе. Ждать оставалось недолго.
Через считанное количество минут у блестящего здания, целиком отведённого под офис «Таджикгероинэкспорта» остановился «Кадиллак Эскалейд». Мало их бороздило просторы Москвабада – лишь владельцы крупного бизнеса могли себе позволить вволю кормить топливом такое авто.
Никитос с Дэном переглянулись и начали действовать строго как договаривались. Первые бутылки упали под и на вседорожник, затем последовали броски в окна первого и второго этажей офиса. Из «Кадиллака» никто выскочить не успел, ответный огонь открыла лишь охрана «Таджикгерыча», как компанию прозвали местные.
Смертельно раненый Никитос выронил последнюю поллитра себе под ноги и упал, уже мёртвый, прямо в огонь. Дэн, тоже получивший несколько пуль, успел поджечь парочку выскочивших на тротуар оппонентов.
Здание стремительно занималось. Как бывает в том случае, когда капремонт делали без соблюдения противопожарной безопасности…

**

Щёлкнул центральный замок.
Какое-то время у Самира ушло, чтобы привыкнуть к интимным потьмам «Приоры». Привыкнув, огляделся – с передних кресел на него смотрели трое: водила-зазывала, пассажир и ствол. На заднем сиденье также располагался вооружённый гражданин.
- Ле, брат, - сказал он. – Деньги, карточки, пин-коды.
Самир послушно достал упрятанную было сотку риалов и как бы ненароком выронил из куртки карманное издание Корана. Бандит перехватил купюру, посмотрел на книгу, затем на жертву.
- Аллаху акбар, - отреагировал на писание и сразу перешёл к делу. - Давай остальные деньги, брат.
Самир послушно запустил руки за одежду, одной достал кошелёк и протянул его соседу, другой – пока потерявшие бдительность горцы наблюдали за манипуляцией с лопатником – технично выхватил KM2000 и перерезал сухожилия на руке стрелка. Пока тот вопил, нож вошёл в горло бандиту, растерянно сжимавшему бумажник Самира в руках. Водитель, который начал недогадливо биться в заблокированную дверь, затих после того, как почувствовал прохладу стекловолокна мозжечком. Затем Самир лишил глаза и жизни переднего пассажира – стало тихо…
Сложив трупы на обочине, Самир со второго раза завёл «Приору» и отправился по делам дальше. Пятьдесят риалов удалось сэкономить.

**

- Доброе утро, - ответил Белый группе крепких ребят. Затем все начали обниматься.
Красный в двух словах и семи красках описал случай с котом и чурками, Синий облегчённо стащил с плеч ношу и передал её на попечение трём ореховским. Те, с некоторым трудом, но справились.
Один из встречавших пробежался очередью по окнам ближайшего дома.
- Падлы неверные, - пояснил автоматчик гостям из Бирюлёва. – Всё им посмотреть хочется, какая погода за окном.
В одной из квартир робко завыли – кажется, одной падлой стало меньше.
Но встреченные и встречавшие всё-таки решили отойти подальше от любопытных глаз. Вернее – отъехать. Партизаны недавно экспроприировали на четвёртом круге Москвабада залётный «Хаммер» из 95-го региона и желали прокатить друзей с шиком.
Когда свернули с Шипиловской, один из парней голосом заправского экскурсовода объявил:
- Сейчас мы проезжаем по бывшей улице Мусы Джалиля, ныне – улица героев легиона «Идель-Урал». Обратите внимание, какая здесь чистота и порядок. Ой…
Парень заметил метрах в тридцати по ходу транспорта опрометчиво вышедшего к проезжей части дехканина, который, в свою очередь, тоже заметил авто и уже повернулся, чтобы дёрнуть в сторону. Экскурсовод резко вскинул АК-12 и послал три пульки куда надо и закончил фразу:
- А теперь совсем порядок.
За гаражами на Задонском произошла приёмка гостинцев. Антибиотики, марганцовка и акватабс, дефицитный нафтизин, знаменитый пистолет ТП-82, который привезли издалека – с самого Байконура, ныне находящегося в длительной казахской осаде, - по отдельной партизанской просьбе, и, в качестве особого подгона, парочка РПО «Шмель». Им ореховские радовались особенно.
Взамен группе были переданы две модели планеров, собранных детьми сабуровских подпольщиков.
Прощались коротко, но тепло.
- А теперь – летать, - скомандовал Белый.

**

Рустам задумчиво смотрел с семнадцатого этажа своего особняка на суету бывшей Комсомольской площади.
Откуда-то тянулась вереница жёлтых «газелей» фирмы Carcass Inc. Перепрофилированные в труповозки, машины, видимо, обслуживали какое-то недавнее побоище или мор. То ли опять случилось обострение между корейцами Северного и Южного Тушина, то ли в Гольянове снова вспышка бубонной чумы, то ли людоеды с Миклухо-Маклая объедки из холодильников повыкидывали.
А может, очередной крупный заказ Медицинского центра Хашима Тачи. Знаменитые косовские хирурги работали не покладая рук. Рустам сам не так давно менял у них левую почку.
Позади Рустама робко мялся гонец, принесший дурную весть. Разгром офиса деловых партнёров и гибель президента компании в Метрогородке сулил цыганскому барону большие неприятности. Этим днём должна была состояться доставка отборного таджикского на Комсомольскую. А там бы и люди цыгана поработали. Под всю эту движуху барон взял серьёзные деньги у серьёзных людей. Они скоро поинтересуются.
- Хырья, хырья, - шептал Рустам. – Плохо, очень хырья. Хасиём…
- Беда, - поддакнул посыльный.
Барон зыркнул на него недобро, и тот осёкся.
- Что-то происходит сейчас и что-то произойдёт в будущем, - предрёк Рустам.
Самый крупный наркобизнесмен Москвабада славился своей прозорливостью.

**

Группа Белого расположилась в заброшенном доме на Братеевской. Планеры уже были запущены и вольно летали по заданной программе над Люблином и Капотней. Делать было нечего – только ждать.
- Ну и? – интересовался Красный раз в пять минут. Синий задумчиво жевал протеиновые батончики. Белый хранил молчание.
- Аллаху амбар! – прогремело откуда-то сверху. Красный чуть не приложил крикнувшего из макарыча, но командир вовремя среагировал, прикрыв дуло ладонью.
- Нельзя же так резко-то, - мягко упрекнул Белый Самира, показавшегося откуда-то из тёмных глубин здания. – Сейчас бы тебя наш кот аннигилировал.
- Самым дичайшим образом извиняюсь, - улыбнулся новоприбывший. – Вы так скучно сидели, что хотелось дать вам заряд бодрости.
Друзья обнялись.
- Ну, Андрюха, - назвал Синий настоящее имя Самира. – Долго же ты…
Лазутчик хмыкнул. Действительно, это на каком-нибудь Кипре, пока он не обезлюдел, месяц можно было провести так, что и не заметишь. А в Москвабаде и неделя во враждебном окружении тянулась словно год.
- Долго, зато плодотворно, - подметил Андрюха и презентовал Белому свой Коран. Белый пролистал книжку.
- Там всё, - пояснил шпион разведчику.
Синий вытащил из-за пазухи бутерброд с легендарным бирюлёвским карбонатом и трогательно протянул Андрею.
- Свининки, поди, давно не едал?
- Зато насмотрелся, - снова хохотнул расконспирировавшийся Самир и откусил хороший шмат бутерброда.
Белый глянул на часы – ещё оставалось полчаса принять фото и видео с планеров. Пока всё шло так, как и было задумано.

**

«Москвабад - наша Мекка, джихад - наша страсть,
Мы боимся в число нечестивцев попасть,
Без гурий остаться, щербета не жрать.
Потому мы идём всех неверных взрывать!»
- Неплохо, неплохо, - резюмировал главный редактор, отложив рукопись.
Автор с облегчением вздохнул и, наконец, оторвал взгляд от окна, в которое смотрел, ожидая вердикта. У входа в редакцию литературного альманаха «Планета россиян» прохаживался патруль Стражей исламской оккупации.
- Знаете что, молодой человек, - Джемаль вплотную подошёл к сочинителю. – Я вижу в вас потенциал. Посмотрите и вы на мой.
- Не понял, - пролепетал поэт.
- А чего здесь непонятного? У меня тоже стихи есть!
Поэт покорно вздохнул, а Джемаль начал декламировать из недавнего.
- Я родился на Москве,
У меня сестры есть две.
Я шахидов командир,
Мы за мир!
На короткое время главред замолчал, помотал головой – «Нет, не то» - и вспомнил другое, более, по его мнению, приличествующее случаю.
- Я взял жижиг на клык,
Как вкусен мой шашлык!
С утра пойду в набег,
Прекрасный я абрек.
Джемаль вздохнул: «А ведь у этого стихотворения есть продолжение. Грустное, зато на музыку ложится».
- Вернулись из набега
Два ласковых абрека
И ни хрена гостинцев с собой не принесли.
«Нас там ждала засада,
Засады нам не надо.
Мы еле свои ноги и руки унесли».
- Да, тяжела жизнь правоверного в неправомерных условиях, - посетовал Джемаль. У него ещё оставалось несколько работ, которые так не терпелось предъявить на суд аудитории, пусть даже очень скромной.
…Публиковалась в «Планете россиян» и проза.

**

Под окнами раздавались жуткие крики. Похоже, опять поймали кого-то из немногих уцелевших славян Можайского и мучали смертельными муками.
Фарход меланхолично подул на чай в пиале и закрыл форточку. Немного подумал и включил радио. По «Шамиль ФМ» крутили надоевшую уже Макку Сагаипову. Фарход сделал погромче, но не выдержал – вырубил песню на половине такта. Было скучно.
- Фарход! – раздался крик в пробитом венткоробе. Это Тахир с четвёртого этажа.
Как оказалось, было у него одно любопытное дело. Братья по вере вычислили в соседнем доме квартиру, в которой, кажется, забаррикадировалась русня.
- Иду! – радостно откликнулся Фарход и начал собираться. Приключение обещало быть весёлым.

**

«- А помнишь дурачка Нгуена — как приезжал к тебе в воке, а ты велел этого дурачка напалмом облить? Я — тот самый Нгуен! Захочу — всё твоё государство пожгу и разорю.
Сильно испугался император, стал прощенья просить:
— Женись на моей дочери, Нгуенушка, бери моё государство, только не губи!
Тут устроили пир на весь Индокитай. Нгуен женился на Нгон и стал править государством. Тут и сказке конец, а кто слушал — Хо Ши Мин».
Мама закрыла сборник национальных вьетнамских сказок, поцеловала в лобики дочку и сына и пошла ублажать мужа. Густо пахло жареной селёдкой.
Хорошо было бы, конечно, перед сном посмотреть, как ведут себя кхмерские подёнщики, работники крупнейшей в городе ткацкой фабрики, но уж сильно притомилась добрая Конг.
Москвабад жил своей повседневной жизнью. Смеркалось.

**

Слева ударил выстрел.
- Ай, - негромко, стараясь не слишком себя обнаруживать, вскрикнул Красный.
Группа, успешно миновавшая контролируемую ореховцами территорию, теперь пробиралась вдоль Гурьевского проезда и, похоже, нарвалась на неприятеля. Пуля довольно серьёзно поцарапала голову Красного.
Пока Синий в укрытии хозяйственно заматывал рану кореша, Андрюха и Белый рассредоточились и попытались выяснить, откуда исходила угроза.
Выводы оказались неутешительны. Банда головорезов из бывшего совхоза имени Ленина решила устроить себе гастроль по Москвабаду. Это были те ещё отморозки. В первые годы большого беспредела они не жалели одних славян, а теперь их жертвой мог стать любой обитатель мегаполиса. Наблюдатели говорили, что это следующая ступень эволюции типичного москвабадца.
У свирепости совхозных было научное обоснование. Как-то давно, когда в хозяйстве выпускали соки, вдохновлённые муллами гастарбайтеры подмешали в них какую-то ядрёную отраву, доставленную прямиком из Пакистана. Люди покупали ленинские напитки и гибли по всей Конфедерации – продуктовый джихад удался. Однако и сами отравители пострадали. Была это радиация или ядовитые пары – не суть важно. Факт, что ленинским гастерам после соприкосновения с бактериологическим оружием остались доступны лишь два чувства – голод и похоть. Их они утоляли всеми доступными способами.
Банда густой цепью подходила к месту расположения группы. И, судя по тому, что первый выстрел в её сторону был результативным, цепь шла зряче.
- Занимаем позиции, - скомандовал Белый. - Красный, могёшь?
Красный кивнул замотанной башкой утвердительно.
Перестрелка завязалась яростная. Цепь редела, но всё приближалась. Гастеры издавали нечленораздельные вопли, падали, поднимались, стреляли в ответ и вызывающе пахли. Вонь чувствовалась метров с двадцати, не меньше.
С пяти саженей ароматы забивали все чувства.
- Весело и страшно, весело и страшно! – приговаривал Красный, достреливая последний рожок. Адреналина было столько, что боец не сразу понял, что в ногу получил очередную пулю. Свободно передвигаться уже не получалось.
Красный снял с пояса две последние гранаты, вырвал у них чеки и приготовился подняться на воздух в клубке из оппонентов.
- Нах пошли! – воинственно зарычал рядом Синий и ринулся на гастеров в рукопашную, те заверещали и начали сматываться. Красный откинул подальше оказавшиеся невостребованными гранаты – как раз по ходу отступления врага – и огляделся: Белый и Андрюха атаковали с флангов. Первый орудовал сапёрной лопаткой, второй – тем самым ножиком из Европы.
- Наша берёт! Ваша Раша сосёт! – радостно закричал Красный и потерял сознание.

**

Группа миновала бирюлёвские дозоры на юго-востоке дендропарка гораздо позже захода Солнца. Синий тащил на закорках хмурого молчащего Красного. Белый с Андрюхой прикрывали отход.
- Мяу, - вдруг шепнул раненый носильщику в ухо.
- Что случилось? – Синий чуть сбавил ход и заволновался.
- Кошку хочется, - тихо засмеялся Красный и чуть скривил губы от боли, когда Синий, пытаясь скрыть улыбку, легонько болтанул его.
Среди деревьев показались уютные окошки домов по Загорьевскому проезду.
- Наполненный день получился, - подвёл итог походу Белый.
- То ли ещё будет, - оптимистично пообещал Андрюха.
Скоро снова взойдёт солнце. И светить оно будет ярче.

Последнее Бирюлёво. Часть III. Рассвет

На туалетной бумаге были заметны следы крови. В три часа ночи Мишико всё ещё сидел на толчке, страдая родовым проклятьем – запором. Его выпученные глаза продолжали шарить по турнирной таблице футбольного первенства Москвабада. Надо же было как-то занять себя бессонной ночью.
- А, шени деда, - прокомментировал очередную неудачную потугу грузин, но затем улыбнулся: войковская «Гурия» шла на втором месте, имея одинаковое количество очков с лидером - «Аль-Араби» из Отрадного. Да и другой клуб диаспоры, «Барсеточник», сильно играл в своём дивизионе, имея виды на москвабадскую премьер-лигу.
Чемпионат определённо удавался – каждый тур приносил острые эмоции. То болельщики «Вайнаха» (Сокол) обстреляют автобус команды «Кайрат» (Басманное). То ясеневский «Карабах» прямо на поле пойдёт в ножевую атаку на «Карабах» чертановский, вновь обострив армяно-азербайджанские отношения. То матч перовской «Алги» и куркинского «Навбахора» прервётся кровавой бойней.
Мишико заплакал от усталости и беспомощности – слабительное не помогало.

**

- Замело тебя снегом, Россия, - задумчиво произнёс генерал, опустив бинокль.
- Да, весна в этом году поздняя, - подал голос, хоть и не просили, адъютант.
- Запуржило седою пургой, - продолжил полководец распевно цитировать старый романс. - И холодныя ветры степныя панихиды поют над тобой.
Адъютант, поняв, промолчал. Да и что можно было добавить?
- Что же, пора браться за лопаты, - весело глянул генерал на юношу. Тот улыбнулся и обернулся к телефонисту.

**

- Ахмат, твоя очередь, - вышел из комнаты на кухню Мовсар.
Самый молодой член банды волнуясь вскочил с места и, стараясь не терять сосредоточенности, убежал в спальню.
Вот уже седьмой день моджахеды пользовали «русскую наташку» - одну из тех несчастных похищенных, которую бравые бойцы Шамиля, поймав, продали братьям по вере.
Мовсар машинально проверил ширинку, улыбнулся, вспомнив, что он в спортивных штанах, и затянулся косяком.
- Аллах даёт, - глумливо кивнул он в сторону комнаты. Банда заржала.
Светало.

**

В город входили молча и спокойно. Посланные вперёд группы заранее вырезали все кордоны – какие пьяные, какие обдолбанные, какие спящие.
Редко раздавались выстрелы – отдельные оккупанты пытались сопротивляться, но уставший от круглосуточного, ежедневного беспредела Москвабад не реагировал. Мало ли кому пришло в голову покуражиться с огнестрелом.
Ополчение втягивалось в город, зная свой манёвр. Ранее переданные разведданные позволяли освободителям легко ориентироваться в порядком подзабытом – а для кого-то и вовсе незнакомом – мегаполисе.
Генерал рассчитывал на то, что к полудню удастся выйти к третьему кругу Москвабада, но действительность превосходила ожидания. Отдельные подразделения из авангарда рапортовали о том, что им удалось установить контроль над своими зонами ответственности.
В Капотне, Очакове, Лианозове уже начиналась зачистка. С окраинными спальными районами было сложнее, но, судя по поступавшим оттуда донесениям, бойцы не ссали и с нетерпением ждали урочного часа, когда пора будет приступать к ликвидации пришлого элемента, не заботясь о соблюдении тишины и аккуратности.
- Время намаза, - взглянул на часы генерал.

**

- Джаляб! – выругался Фарход. Кайф уходил, оставляя после себя тоскливое похмелье. Вот уже шесть часов продолжалась бестолковая осада двушки, в которой засела русня. За это время Средняя Азия потеряла двух своих храбрых сынов – один сорвался с карниза, пытаясь проникнуть на балкон проклятой квартиры, другой погиб от выстрела кяфира из травмата, попытавшись что-то крикнуть в выдавленный дверной глазок.
- Водка йок, - злобно глянул на Фархода Тахир. Все было нелегко.
- Салом, - насмешливо произнес кто-то подкравшийся сзади.
Последнее что успели сделать в жизни друзья, так это поймать по штыку в брюхо. Пуль вернувшиеся жители района решили не тратить.
- Свои! – постучали в осаждённую квартиру бойцы. С той стороны заворочали замками.

**

…Особенное усердие при наступлении проявляли лосино-петровцы.
Эта рота зародилась ещё тогда, когда в городке на Клязьме оккупанты попытались устроить резню, чтоб окончательно захватить населённый пункт. Не вышло. Загодя вооружившиеся местные встретили прицельным огнём надвигавшуюся на их дома толпу, а затем растворились на просторах северной Мещёры.
В те времена власти старались сразу репрессировать борцов с инородцами, так что отступление было весьма кстати. Власти пытались было оправдаться перед заказчиками, но быстро сдали свои полномочия вместе с имуществом и жизнью. Жёны и дети чиновников были проданы на органы.
Лосино-петровцы шли на Кремль с востока. Позади осталось Гольяново, замирить которое подразделению удалось удивительно легко – на виду у всего двора сжигался пойманный абрек, после чего изумлённой публике предлагалось побросать из окон оружие. От предложения никто не отказывался – точнее, была пара случаев, но они разрешались гранатомётом. Затем подъезды заколачивались до подхода санитарных служб.
…Хорошо показывали себя ставропольцы. Они имели что предъявить современному населению Москвабада, а потому и не было отбоя от добровольцев, когда готовилось возвращение столицы. Невинномысск, Минеральные Воды, Лермонтов, Пятигорск отправили под знамёна ополчения не одну сотню своих сыновей.
Генерал лично позвонил и поздравил командира бригады, когда та покрыла себя славой в Марьине: выжгла так называемый «московский Гуниб» - рынок у прудов, а заодно зачистила зелёнку – парк имени 850-летия Махачкалы (вообще, организаторы переименования думали назвать правильную дату, но решили вознестись над течением времени).
…Бодро продвигались вперёд союзники – мордовские, чувашские, удмуртские, марийские соединения.
Умело воевали немцы. Уроженцы Кёнигсберщины, Краснодарщины, Саратовщины, Алтая и так далее, правда, немного стеснялись прирождённых навыков, но постепенно расслаблялись и начинали ловить кайф от своего третьего, после музыки и литературы, любимого дела. Они двигались на Лефортово.
- В таких вещах, как война, ошибки от доброжелательности являются худшими из всех, - вслух цитировал известного стратега генерал, смотрел на карту Москвабада и принимал новые телефонограммы.
Операция «Минин и Пожарский» шла своим путём.

**

Кому ещё можно было доверить освобождение первопрестольной?
Генерал доказал всё и всем, окончательно усмирив Кавказ. Действовал он по учебникам Нельсона Майлза, Рэналда Маккензи и прочих покорителей диких американских просторов. Зарубежная общественность ворчала чего-то про права людей, однако по сути вопроса возразить ничего не могла.
Сейчас семья полководца мирно отдыхала на курортах бывшего Северного Кавказа, ныне – Терской области, и с нетерпением ждала счастливой весточки от главы семейства.

**

По ходу освобождения города ополченцы обнаруживали вещи, о которых близким, вспоминая Реконкисту, не рассказывали.
В Марьиной Роще на Полковой улице нашли ферму по разведению человеков. Заготовляли целые семьи – сначала их запускали в кормушку типа «Гипермаркет», затем помещали в отдельные стойла и ждали прироста массы. ООО «Мир Потребителя», владелец фермы, отправляло свою продукцию в лучшие рестораны мира под видом медвежатины.
Близ стадиона «Лужники», так и не отреставрированного до конца, оказались массовые захоронения жертв одного из востребованных в Москвабаде развлечений – публичных казней нарушивших законы шариата.
На землях Тимирязевской академии освободители увидели плантации знаменитого сорта опийного мака «Черкесов-Иванов». Были срочно вызваны специалисты с напалмом.

**

Джохар от испуга вышел в окно, забыв о том, что банда гуляла на 48-м этаже «Алых парусов». Мовсар пытался застрелиться, но рука дрогнула и прикончила Аслана.
Девушка прокусила сонную артерию Ахмату и нашла в себе силы объяснить санитарному наряду, что происходило в этой квартире.
Трупы насильников и онемевший от животного страха Мовсар отправились вслед за Джохаром.

**

Наступающие части преодолели Бульварное кольцо. Ещё немного – и первые солдаты увидят руины древнего Кремля.
Кое-кто шёл в наступление с бодрой песней, сочинённой незадолго до операции на мотив бессмертного хита Мирослава Пржуля:

Златоглавая Москва ждёт освобожденья,
Собирай, честной народ, снова ополченье.

Бьются русские полки, истребляют гада.
Снова сделаем Москву мы из Москвабада.

С нами Вязьма и Смоленск, Арзамас и Нижний.
Вместе делаем победу мы немного ближе.

Бьются русские полки, истребляют гада.
Снова сделаем Москву мы из Москвабада.

Храбрецы из Тулы и орлы из Брянска,
Есть владимирцев отряд, батальон рязанский.

Бьются русские полки, истребляют гада.
Снова сделаем Москву мы из Москвабада.

Погибавшим оккупантам, говорят, особенно запомнился храбрый гармонист, подыгрывавший бойцам с головного БТРа волгоградской колонны.

**

Тело Мишико медленно остывало на унитазе. Внезапный выстрел под окном испугал и остановил его измученное бессонницей сердце. В дверях ворочались ключи – слесарь, а по совместительству сапёр, помогал бывшим владельцам квартиры вновь вступить в права собственности.
Москва возвращалась к нормальной жизни.

 9 мая 2045 года

 «Спасибо близким за очистку!» Надпись на заднем стекле резво стартовавшего со светофора мусоровоза начала стремительно удаляться. Это вывело Леру из оцепенения. Она качнула головой, стряхивая задумчивость, и нажала педаль газа.
Был самый час пик: в центр города из спальных районов стремительно мчались поезда метро, троллейбусы, автобусы, трамваи и легковушки. Многие были украшены чёрно-жёлто-белыми победными ленточками – завтра праздник, день победы в Великой Освободительной войне.

С момента взятия Москвабада народным ополчением прошло чуть больше года. Москва заметно похорошела – руин, равно как и цветастого безобразия рекламы, практически не осталось, дороги были починены, нежно зеленели свежепосаженные деревца. «Владимир Андреич постарался», - хвалили москвичи своего градоначальника. Население утратило свойство всюду спешить и научилось передвигаться с чувством немалого собственного достоинства.
После очистки столицы от пришлого элемента вдруг куда-то исчезли все беды, сопровождавшие город с конца двадцатого столетия. Самый беззащитный обыватель мог – хватило бы только здоровья на длительную прогулку – пройти от Выхина до Речного вокзала в самый тёмный час и не нарваться на неприятности. В Москве дышалось вольно и легко – место многих небоскрёбов, уплотнявших застройку донельзя, заняли парки и сады. До службы обитатели самых отдалённых окраин добирались меньше часа – ничто не тормозило движение транспорта.

Уже подъезжая к Красной площади, Лера обратила внимание на то, как городовой строго отчитывает пару студентов за переход дороги в неположенном месте. Те виновато слушали нотации и возразить не смели – авторитет у стражей порядка был высок.

…Лера в оранжевой жилетке заботливо возилась с ёлочками, высаженными на месте снесённого мавзолея Ленина. Само здание было продано язычникам дельты Нигера. Девушка улыбалась своим мыслям.
Много лет назад здесь проходили военные парады. Завтра его не случится – бряцать оружием и клясться в уважении к нищим старикам было незачем. Всё у героев Великой Освободительной было хорошо. Как и положено. 

Вурст Клёцка